Таверна в другом мире. Том 2 - Лев Белин
И тут же ярость ударила в голову! Рассудок отлетел на задворки сознания!
— Тварь! — взревел я.
В руке появилась Сковородень по моему желанию. Рука ощутила вес и уверенность. Я бросился вперёд. Рука дёрнула сталь. Кровь заливала грудь, но я лишь стиснул зубы.
Звеньк!
Он просто отбил её! Высек искры когтями, и моё единственное оружие вылетело из руки.
— Слишком слабо! — бросил он и молниеносно дёрнул лапой, схватив меня за шею.
Дыхание тут же перехватило, я ощутил, как звериная сила стискивает плоть.
Мир сузился до жёлтых глаз и запаха псины.
В глазах стремительно темнело.
Я бил руками, барахтался, как марионетка.
Но тьма подступала всё сильнее.
И тут, в этой тьме, я увидел то, что уже было.
Я — не Маркус Освальд. Я — Константин Блинов. Я мыл посуду в забегаловке за копейки. Без образования. Без будущего. Горячая вода обжигала пальцы, мыло щипало трещины на коже, запах прогорклого масла въедался в волосы. Меня долгие годы тошнило от одного запаха шуманита. Так всё начиналось.
И я ненавидел всё это. Я видел, как люди в белых кителях, словно чайки над морем, носятся в странном танце. Слышал крики, ссоры и смех. Казалось, там кипела какая-то недоступная жизнь. Совершенно другой мир.
Я помнил ту шарлотку…
И я смотрел. Пока мыл полы. Когда проходил мимо. Я спрашивал так часто, что меня посылали в самые разнообразные края. Я был упёртым бараном и остался им. Каждый день. За каждый кусок знаний. За каждый шанс приблизиться к тому миру.
И я не помню, как уже стоял у плиты в Noma. Холодный воздух Копенгагена, запах моря, ферментированной рыбы, мха. Руки дрожали от усталости, но я резал морковь толщиной в волос. Шеф кричал, я молчал, и в жуткой какофонии кухни — я слышал музыку: как шипит масло, как лопается кожа на рыбе, как шуршат специи на сковороде.
В El Bulli. Жара Каталонии, запах оливкового масла, шафрана, дыма от гриля. Я учился делать сферы из оливок, которые лопались во рту, как икра. Пальцы пахли лимоном и солью, я не спал, но улыбался.
В Osteria Francescana. Тёплый свет Модены, запах пармезана, трюфеля, свежего хлеба. Боттура учил меня, что еда — это память. Я готовил «Пять возрастов пармезана», и каждый кусок был как год моей жизни.
Я горел. Я падал. Я вставал.
Я готовил для королей. Для бедных. Для себя.
Я прошёл путь от посудомойщика до шефа. От «никто» до «тот самый».
И вот, сейчас, когда когти сжимают горло, я подумал: «Я прожил. Не зря. Я отдал всё кулинарии. И она отдала мне всё… Только бы у ребят всё было хорошо. Лариэль. Мика. Дурк. Мишка. Фунтик. Келдар. Даже у Тиберия…»
Я улыбнулся. Кровь текла по губам.
«И когда я стал таким сентиментальным?» — подумал я.
Лапа сжал сильнее.
Тьма уже смыкалась, как её разорвал крик. Высокий, отчаянный крик Лариэль:
— МАРКУС!
Лапа одёрнулся, пальцы на миг ослабли. Он рванул меня вперёд, прижал к себе спиной, как живой щит. Запах его шерсти, горелой плоти и крови ударил в ноздри.
«Ожоги…» — мелькнуло у меня. Он помнил. Помнил, как эльфийка подожгла его задницу.
— Только попробуй! Он тут же сдохнет! — рявкнул Лапа.
Перед глазами всё плыло, но я увидел, как из двери вылетел Дурк. Огромный, зелёный, с глазами, полными ярости. Он бежал, не крича, не думая, просто бежал, как таран. Кулаки сжаты, клыки оскалены, земля дрожала под его шагами.
— Дурк, нельзя! — попыталась одёрнуть его эльфийка, но зелёному уже было всё равно.
— ОТПУСТИ! — кричал он.
Лапа втянул воздух и истошно завыл. Звук был низкий, вибрирующий, как удар в грудь.
— Попрощайся… — шепнул Лапа мне на ухо.
Из темноты что-то вылетело! И Дурк споткнулся, в зелёное тело вонзился болт! Ещё! И ещё один!
Мои кулаки ухватились за запястье со всей оставшейся силой. Но её было недостаточно.
«Убью. Убью! УБЬЮ!» — только и вопил я про себя.
Но Дурк не остановился. Он встал с колена и сделал ещё шаг. Низкий рык вырвался из его рта. И тут ещё один болт вошёл в бедро! Он рыкнул и упал наземь, вновь споткнувшись.
А за ним Лариэль уже колдовала! Искры завращались вокруг её пальцев.
Я прочёл по её губам: «Прошу! Не оставляй меня!»
Из темноты вылетел ещё один болт! Он со свистом вонзился в плечо Лариэль, сбив заклинание. Она вскрикнула, упала на колени, рука прижата к ране.
— Ха-ха-ха! Где теперь ваша уверенность⁈ А⁈ — рассмеялся он хрипло, гортанно. — Не только вы умеете бить из тьмы, ушастая. Теперь не поколдуешь!
— Уб… уб… — мои губы дрожали, воздуха почти не было.
— Что говоришь, поварёнок?
— Убью…
— И как же ты это сделаешь? Когда сам вот-вот сдохнешь, — он дыхнул мне на ухо горячим дыханием.
— Лариэль! Маркус! — выкрикнула Мика, вылетев на крыльцо и загородив собой Лариэль. Маленькая, с ножом в дрожащих руках, глаза огромные, как у оленёнка. — Отпусти его! — крикнула она, голос дрожал, но не ломался.
Нож дрожал в её руке. Но она стояла.
Я почувствовал, как ухмыляется Лапа. Мика для него не опаснее мухи. Лариэль ранена, Дурк тоже. Фунтик без сознания, а может, и хуже.
И я… Ничего не могу сделать!
«Грёбаный слабак!» — кричу я на себя в голове. — «Сделай же что-нибудь!»
Но я даже не могу активировать умения. Нечего.
Волк сжимает лапу. Кости в шее хрустят. Я чувствую, как тянутся жилы и мышцы. Как кожа вот-вот лопнет. Мир вновь меркнет, в ушах гул, кровь стучит в висках.
Но сквозь пелену — голос Мики. Твёрдый. Чистый.
— Активация умения! Свирепый повар!
И в следующий миг — вспышка света. Этой вспышкой была Мика в белом кителе! В мгновение рассекает пространство, болты пролетают позади, вонзившись в землю. Нож в её руке блеснул светом лампы у крыши. И в следующую секунду — вонзается в мохнатую лапу.
Кровь брызнула! Лапа на миг ослабла!
Я хватаюсь за его пальцы и дёргаю в разные стороны! Падаю на землю!
— В этот раз я спасу тебя! — кричит Мика, смотря на меня со слезами в глазах. Белизна кителя окропилась волчьей кровью.
— АА-АРХ! — ревёт Лапа.
Краем глаза вижу, как он заносит лапу, чтобы снести Мике голову!
— Подконтрольный хаос!
