Вперед в прошлое 13 (СИ) - Ратманов Денис

Хотелось позвонить деду, узнать, отправил ли он мне одноразовую посуду, но было поздно кому бы то ни было звонить. Я привык вставать рано, потому меня клонило в сон. Зевнув, я поставил чайник на плиту, чтобы помыться из ведра, и тут зазвонил телефон. Наташка бросилась к нему, схватила трубку:

— Мама! Как дела?

Мы с Борей тоже за нее переживали, потому встали рядом с сестрой, чтобы слышать разговор. Наташка это сообразила и говорила так, чтобы мы понимали суть, даже если не расслышим, что сказала мама.

— Менты вас отпустили? — говорила Натка. — Хорошо. А их? Задержали. Отлично. А бабушка с тобой? А то Паша ей звонил, а ее нет… Ты чего ревешь? Че-го-о-о⁈ А где он? В машине ночует? — Сделав круглые глаза, Наташка посмотрела на нас.

Я посоветовал шепотом:

— Скажи ей, что это нормально, многие молодожены ссорятся после свадьбы. Потому что сильно устают…

Наташка только открыла рот, но заговорила мама. Слов было не разобрать, но глаза у сестры становились все круглее, и круглее, и круглее.

— То есть как, он не хочет писать заявление на бывшую жену? — воскликнула она. — Жалеет ее?

— Квазипуп — козел, — в очередной раз сказал Боря, развернулся и ушел.

— И тебя заставляет не писать заявление? Он офигел? Да я тоже в шоке. Мы все слушаем и офигеваем. Ну конечно правильно. Она смерти тебе желает — с чего тебе ее жалеть. А он дебил! Ну и деби-и-ил!

— Козел, — гнул свою линию Боря.

Мама еще что-то говорила — видимо, на жизнь жаловалась, и лицо сестры сделалось угловатым, злым. Наташка больше не повторяла ее слова для нас, просто слушала, кивала, вздыхала и иногда изрекала междометья.

Наконец разговор закончился, Наташа пришла к нам в кухню и поделилась информацией:

— Бабушка с мамой, утешает ее. Отчим отказался писать заявление на бывшую и маму хотел заставить, но она послала его. Не, ну вы представьте — эта тварь пришла испортить праздник, до того порчу наводила, кладбищенскую землю сыпала, а значит, смерти желала, и отчим ее защищает! Нет чтобы маму защищать от этой дуры! Мама уверена, что отчим спит в машине. А я думаю, к овце той пошел в тюрячку, урод! Вот если не любит — к чему этот цирк?

— Он никого не любит, кроме себя, — сказал Боря.

А я немного понимал отчима. Пожалуй, в первый раз понимал «неправильный» поступок этого чуждого мне человека, и тоже только благодаря памяти взрослого.

Очень многие, особенно женщины, не понимают, зачем дружить с бывшими супругами. Они уверены, что, если ничего не связывает мужчину и женщину, например, дети, значит, есть половая связь или любовь. Но если, например, я, прожил с женщиной год, два, десяток лет, это значит, что она мне нравилась, нам было хорошо вместе. У нас вместе зародился целый неповторимый мир, который прочнее стекла, прочнее камня, где полно удивительных историй, надежд и разочарований, совместно пережитых радостей и конфуза. И если расстаться, не когда подлость перечеркнула это все, а просто если каждый пошел своим путем, зачем выбрасывать из своей жизни хорошего человека?

Эта несчастная женщина, бывшая жена отчима, не обижала и не предавала Василия, она осталась для него тем самым хорошим человеком, от которого он отказался. Но для нее все было по-другому. Возможно, она и правда готова убить и его, и ненавистную разлучницу, и мама права, стремясь ее нейтрализовать. А Василий прав в его нежелании добивать бывшего близкого человека. Возможно, он считает, что она имеет право на такую пощечину.

— Не любит он ту женщину, — ответил я после минутного раздумья. — Просто поверьте, что это так. Маму любит, но странною любовью. Себя… не так уж сильно. Надолго ли у них любовь? Время покажет. Пусть будут счастливы.

— Говоришь, как дед на поминках, — проворчала Наташка.

Закипел чайник, и я ушел мыться, уверенный, что мама с отчимом помирятся.

Мысли быстро переметнулись к завтрашнему дню. Вместо дальней поездки и противной торговли с машины мне предстоят переговоры с администрацией рынка. Буду предлагать им поставить ларек. Естественно, за деньги. Буду давить на то, что, если он примкнет к стене, ограждающей рынок, то будет смотреться продолжением пассажа, и можно номинально, хоть на несколько лет объявить его своим.

Очень надеюсь, что у меня получится!

Фантазия нарисовала мою кофейню, первую из многих, белую, воздушную и эстетичную. А еще я придумал, как сделать стекла в пол и уберечь их от вандалов. Но толку-то мечтать, если мне откажут?

Насколько знаю, сейчас ларьки ставят там, где захотят, и никто никого не гоняет, только плати. Потом будет сложнее, сложнее и сложнее… К той поре, надеюсь, обзаведусь подходящими помещениями, а пару-тройку лет павильон точно простоит и окупится десять раз, так что буду верить в лучшее.

Глава 26

Кинет — не кинет

Пятьдесят долларов в месяц — такую сумму мне озвучил Роман Бигос, капустин сын, исполняющий обязанности директора рынка. Причем он полностью брал под опеку мой павильон: и с ментами решит, и с горадминистрацией, и с санэпидемстанцией, пожарными и прочими кровососами, которые приходят не проконтролировать, чтобы было, как положено, а поживиться.

По нынешнему курсу пятьдесят баксов это примерно семьдесят пять тысяч рублей. Полторы зарплаты взрослого человека. Много, очень много.

Но это если посмотреть с одной стороны. С другой стороны, мы ментам и так платим две тысячи в день, а дней в месяце тридцать, иного шестьдесят тысяч. Получается, что с Бигосом работать выгоднее. Если он не кинет, конечно, как собирался сделать поначалу.

Но теперь, когда Бигос убедился, что я вроде как свой — это раз, и мой бизнес приносит деньги — два, не должен кинуть. Но на всякий случай я договорился платить за место не сразу, а два раза в месяц уже после того, как заработаю: две недели поработал — заплатил, поработал — заплатил.

В воскресенье утром мы с ним ходили делать замеры и освобождать место под контейнер от бабок с семечками. Уже вечером мы с Канальей на его мотоцикле мчали из автомастерской в частный сектор Заводского района домой к мужику, который торгует контейнерами. Его дом находился чуть ближе того места, где мы покупали солярку у водителя тепловоза.

Опять пришлось Каналью дергать, потому что каждый норовит нагреть глупого подростка, который приехал хотеть странного.

Дома тут были только с одной стороны разбитой грунтовки, другой стороной она огибала склон горы. Нужное нам место было видно издалека. Ржавые поставленные друг на друга контейнеры выглядывали из-за каменного забора, толпились напротив ворот. Казалось, ржавчиной тянет аж сюда.

Грузовики, разворачивавшиеся тут довольно часто, раздолбали колею, и нам пришлось метров тридцать до ворот пройти пешком. Каналья постучал в синие ворота, в них образовалось окошко, и оттуда проговорили:

— О, Лёха! Артур не соврал, ты пришел-таки. Ну, добро пожаловать.

Одна створка приоткрылась с ржавым скрежетом, и мы вошли в заваленный всяким хламом двор. Маленьких ветхий домик ютился с краю участка, а в середине под навесом стоял контейнер, который резали два сварщика в масках, как у космонавтов, посыпали его ворохами искр. Навес плавно переходил в крышу какого-то ангара с воротами, сваренными из контейнеров, внутри что-то жужжало.

— Добрый день!

Маленький сухонький армянин ростом по грудь Каналье пожал его руку, скосил на меня глаза.

— Твой сын? Похож!

Я представился.

— Вообще-то это не сын, — отмахнулся Каналья, задумчиво глядящий на разделываемый контейнер.

— Меня зовут Вазген. — Армянин сжал ледяной лапкой мою руку и долго ее тряс.

Я подошел к товару. Это были стандартные двадцатифутовые контейнеры: 2,3 метра в ширину, 2,7 в высоту, 6 метров в длину — ржавые, одни с отслаивающимся металлом внизу, другие деформированные. Понятно, что, если закрыть дыры заплатками и все это франкенштейнство убрать под вагонку, все равно будет красивее и дешевле, чем обычный ларек.