Гений автопрома (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич
Здесь я не разыгрывал цирк как в приёмной и сразу взял слово, которое мне никто не давал.
— Товарищи! Я — помощник министра автопрома СССР. Меня зовут Брунов Сергей Борисович. Для начала хочу поздравить Николая Андреевича с принятием обязанностей Генерального директора Горьковского автозавода и желаю оправдать надежды, которые на него возлагает партия и наше министерство. Вот приказ о вашем назначении, будьте любезны расписаться на моём экземпляре.
Пугин, мужик грузный и крупногабаритный, вначале глядевший недоумённо, что это непонятное ввалилось без секретаршиного предупреждения, сразу подобрел, встал, пожал руку. Тут же размашисто поставил завиток на копии приказа.
— Присаживайтесь, товарищ Брунов. Я, кажется, вас помню…
— Точно. Горький — кузница кадров, отсюда я перевёлся на ВАЗ. До повышения в министерство трудился Генеральным на АЗЛК, мы сталкивались на совещаниях.
Какое бы расстояние не отделяло горьковчан от московской власти, все прекрасно понимали, что повышение в министерство с такой должности возможно только при получении кресла министра. Даже зам министра — не совсем то, где-то равный уровень. А помощник… Фактически — опала. Но не место красит человека, а человек место. Особенно накопивший лишние банки пентафталевой эмали ПФ-115. Мне же вместо краски требовалась наглость, она — самовосполняющийся ресурс.
— Товарищи! Я ни в коей мере не буду вмешиваться в производство грузовых автомобилей и военной техники, но должен сказать: министр и наши старшие товарищи в отраслевом отделе ЦК крайне недовольны ситуацией с производством легковых машин марки «Волга». Именно этим объясняется настоятельная просьба с нашей стороны к товарищу Киселёву отправиться на пенсию и уступить место более молодому руководителю, понимающему критичность ситуации и способному её выправить. Э-э… Николай Андреевич, я, с вашего разрешения, открою окно.
Поскольку не сел к столу, пропустив мимо предложение свежеиспечённого генерального, сам открыл фрамугу. Корона с «гениальной» головы не упала. Если и стало легче дышать, то ненамного.
— Да, Сергей Борисович. Мы с товарищами отметили уход Киселёва. Целая эпоха, понимаешь…
— Заметно. Но я надеюсь, все настроены на конструктивный разговор? Или сделать паузу на рассольчик?
Разумеется, в присутствии «ока Москвы» никто не признался, что вышел на службу с бодуна настолько, что неработоспособен. Вообще, это столичная интеллигенция может забухать и в понедельник утром жаловаться «голова не варит». Волжские пролетарии умственного и физического труда иные — они взяли себя в руки, занюхали «мануфактурку», то есть рукав, и пошли выполнять план.
По-хорошему, лучше было бы начинать неделей раньше, но Житков мне не позволил омрачать проводы Киселёва. Или на сутки позже — чтоб пришли в себя окончательно. Как есть, отступать поздно.
Я взял стул и пристроился в торце традиционного для советских начальников Т-образного стола, на максимальном удалении от Пугина, других мест не осталось.
— Ещё раз, товарищи. К выпуску грузовых машин и БТР я отношения не имею и могу лишь пожелать успехов при новом руководстве. Сюда командирован, чтобы контролировать процесс реформы легкового производства. Для начала хотелось бы услышать ваше мнение. Как вы намерены выбираться из тупика?
Пугин кивнул мужичку лет сорока, мне не знакомому. Ни по совещаниям, ни, скорее всего, по прошлой жизни. Он встал, одёрнул мятый пиджак.
— Товарищ из Москвы, позволю себе заметить, сгущает краски, — начал он, явно пребывающий в отвратительном настроении на физиологической основе, чем заработал себе первый, но не последний минус. — Производство ГАЗ-3102 разворачивается, в следующем году планируем, если министерство не будет препятствовать, снятие с конвейера ГАЗ-24 и переход на одну модель. Кроме того, сохраняем малосерийное производство лимузина «Чайка ГАЗ-14», выполняем правительственный заказ на сотню машин в год, качеством столичные товарищи довольны. Будем, конечно, весьма признательны, если министерство окажет посильную помощь в наших начинаниях.
Говорил складно, хоть не без труда.
— За помощью, конечно, не заржавеет, — я открыл холодный душ. — Вот приказ министра о сворачивании выпуска ГАЗ-3102 как устаревшей, технически несовершенной и крайне сырой машины, которую завод не довёл до ума за полтора десятка лет. Отгруженные в гараж Совмина экземпляры придётся отозвать как негодные к эксплуатации, вот совместное комиссионное заключение, деньги за них вернуть в союзный бюджет. Заводу предписывается приступить к немедленному выполнению февральского распоряжения, при Киселёве упорно проигнорированного, о срочной модернизации ГАЗ-24, причём, в отсутствие 3102 или чего-то подобного, изменения коснутся не только смены силового агрегата.
На ум пришла вторая за утро цитата из «Двенадцати стульев»: будут бить, возможно — ногами. Как минимум, морально. Эх, Ильфа бы с Петровым сюда на ГАЗ, на местном материале сваяли бы комедию почище «Золотого телёнка». Нутром чуял — здесь косяков и злоупотреблений не меньше, чем на АЗЛК до моего прихода, но эту авгиеву конюшню чистить до дна не собирался, памятуя, как мне настучали по голове в УБХСС Москвы за попытку восстановить справедливость. Заодно тогда поправил материальное благосостояние за счёт жуликов в погонах. Здесь задача скромнее — заставить ГАЗ выпускать современные (хотя бы почти современные) авто вместо реликтов с нижним распредвалом в бензиновом двигателе и шкворнями передней подвески.
Товарищи нижнегорьковцы соображали пару секунд, по понятной причине — несколько замедленно, после чего накатил ожидаемый вал возмущения. Я уже чётко видел, кто отвечает за грузовую и военную технику, те бурчали чисто из солидарности, вряд ли сознавали, что следующая волна реформ накроет их самих. Легковушечники орали благим матом, им поддакивал секретарь парткома с орденскими планками, судя по возрасту — добытыми после Великой Отечественной, он вопил:
— Безобразие! Антисоветская провокация!
А я, как и на АЗЛК в прошлый раз, брал в уме на заметку, кто первый получит расчёт и трудовую книжку в зубы. Ну, второй, первое место прочно заняла грымза из приёмной.
Что-то более подробно обсуждать потеряло всякий смысл.
— Товарищи! Предлагаю вам разобраться в распоряжениях министерства самостоятельно. Завтра в восемь прошу собраться здесь всех, ответственных за выпуск «волг». Продолжим обсуждение. Спасибо за внимание.
На этом смылся из опасной зоны, как Остап Бендер и Киса Воробьянинов на лодке от шахматистов. Бессмертное всё же было произведение! Есть цитаты и примеры на любой жизненный случай, похлеще, чем в полном собрании сочинений товарища Ленина.
Глава 3
Тяжёлый кулак пролетариата
Пока отмечал командировку в секретариате, совещание у Генерального закончилось. Подозреваю, мой возмутительный демарш отбил у горьковчан желание заседать. Вне приёмной участники курултая при Пугине (звучит почти как «при Путине», но аналогии неуместны), завидев меня, отворачивались. Я намеревался побеседовать с Генеральным наедине, для него-то не было сюрпризом, что в отделе автотракторного и сельхозмашиностроения ЦК Киселёвым недовольны из-за отставания в обновлении модельного ряда, особенно на фоне других заводов. Но меня бесцеремонно схватил за рукав пиджака гражданин инженерного вида лет 35-ти. Он, кажется, тоже присутствовал на скандальной планёрке.
— Серёга! Зазнался? Неужели не помнишь? Я — Данька Зимин! Что, изменился до неузнаваемости?
В голове что-то забрезжило. Вроде полвека назад общался с ним… Или нет?
— Прости. За эти годы словно три жизни прожил — в Тольятти, в Минске и в Москве. Нихрена не зазнался, особенно после того, как сняли с АЗЛК.
— А я из испытателей здесь вверх пошёл, хоть не так высоко как ты. Сейчас у Изотова, это зам начальника отдела заводского КБ, как раз по легковым. Серый, ты бы знал, как нас зае… в смысле — заколебала эта 3102! Мечта аксакалов сделать лимузин а-ля США 1960 года. Смотрим на московские и минские тачки, да и ВАЗовские переднеприводные, слюнки глотаем, а получаем сверху особо ценную указяву: увеличить на один градус наклон шкворня. Сам подумай! Шкворня! В 1981 году!
