Вещий Андрей. На грани - Эд Качалов

Итак, похоже, первый князь-кесарь настоящий. Но только как бы еще убедиться. А что если... Мысль была настолько же неожиданная, насколько и очевидная.

Что я там о Стражниках узнал? Что этот клан немногочисленный, но влиятельный. Стремится залезть во все государственные институты и структуры: приказы, палаты, коллегии и что сейчас еще в России есть.

А главный Стражник где должен находиться? Правильно в самой могущественной или около того структуре. А самыми влиятельными во всех странах, во все времена были спецслужбы.

Я бесцеремонно расстегнул камзол у Ромодановского первого, распорол рукава и аккуратно взглянул на внутренние стороны бицепсов. Так и есть. На левом почти подмышкой был выбит полуорел.

Я метнулся ко второму, у второго – чисто! Стоило мне только это проделать, как второй стал омерзительно вонять, терять объём и растекаться.

В этот же момент на моем магическом щите что вспыхнуло очень маленькой звездочкой. В свете этой вспышки я увидел, как тонкий не толще волоса луч магической энергии втягивается куда-то в толпу клерков во главе с Приомом.

Походу у них здесь в Тайной Канцелярии здорово протекает. Интересно, куда утекает, то, что здесь протекает. Впрочем, кому может быть выгодны утечки из этой конторы, мне было и так ясно. Осталось только найти и вывести на чистую воду конкретных остроухих. Но сейчас не до этого. Сейчас надо спасать князя- кесаря и себя заодно.

Я еще раз приложил руку к ране на груди Ивана Федоровича и влил в него огромную порцию живительной энергии.

Светлейший князь-кесарь открыл удивительно ясные полные энергии глаза и сел. Осмотрелся, приказал помочь подняться. Я подставил руку, Его Сиятельство оперся – встал. Бросил недовольный взгляд сначала на меня, потом на столпившихся у двери сотрудников, зычным голосом отдал распоряжение:

- Елисей, Николай. Всех вон, этого со мной.

Появились два бородатых мужика, что встречали нас с Шереметьевым прошлый раз и всех вытолкали из лаборатории.

Князь-кесарь внимательно осмотрел лабораторию. Постоял над трупом авалонца, о чем-то подумал, повернулся ко мне и сквозь зубы бросил:

- О том, что здесь случилось – молчок, не то голова с плеч. Уяснил?

Такая форма благодарности и одновременно высокая оценка моих заслуг меня крайне разозлила.

- Ваше Сиятельство, как скажете, буду молчать. Но вы уверены, что этого достаточно, чтобы ничего не утекло наружу. То, как я разбирался с лицедеем под вашей личиной добрых два десятка людей видело и как минимум один авалонец. Приом этот ваш.

- За них не переживай – всем все объяснят, а заодно на карте покажут места отдаленные и места не столь отдаленные, куда они с выдранными ноздрями и отрезанным языком отправятся, если молчать не будут. Ну а где у нас палач они и так знают.

- Уверены, что этого достаточно?

Посмотрев на меня внимательно, Ромодановский, вдруг устало вздохнул, снова присел на стул:

- А ты не злись, не злись. Князь-кесарь умеет быть благодарным. То, что вовремя подставу разглядел, меня спас – большое дело сделал, хвалю. Но это на одной чаше весов. А на другой то, что и ты им нужен был. Выходит, ты не только ради меня бился, но и ради себя. Да еще эти письма твои, подметные к царевичу Алексею. Там, глядишь, и измена видна. Вот и взвешивай.

- Письма не мои! – с вызовом бросил я Ромадоновскому.

- Ты бумаги привез? – не обращая внимание на мой выпад, спросил Ромодановский.

Бумаги остались в кабинете. Иван Федорович еще раз внимательно осмотрел лабораторию и отправились в кабинет. За пределами лаборатории ничто не напоминало о драме, разыгравшейся внутри нее.

Не было уже никаких пустых туннелей из зефировых стен. Были обыкновенны подвальные коридоры, по которым изредка пробегал какой-нибудь дьячок или куда-нибудь по арестантским делам вели очередного подследственного. Только усиленные караулы из преображенцев наталкивали на мысль, что что-то произошло.

У входа в лабораторию в поясном поклоне согнулся авалонец Приор. Князь-кесарь прошел мимо него, словно мимо пустого места.

Пройдя мимо авалонца, я резко повернул голову и успел заметить злой взгляд, которым Приор проводил нас.

Впрочем, перехватив мой взгляд, авалонец тут же изобразил добродушную и даже где-то подобострастную улыбку. Вот, мол, повезло тебе, Андрей Борисович, высоко сумел вознестись, сам князь-кесарь тебя ценит.

Когда вернулись в кабинет, я первым делом нашел ящик с документами, который, оказывается я бросил прямо рядом с креслом Ивана Федоровича.

Поставив ящик перед князем-кесарем, отперев его и откинув крышку, я вышел в предбанник кабинета. Там я демонстративно забрал у одного из бородачей князя-кесаря свои тесак и посох и уже с ними вернулся в кабинет.

На недоуменный и недовольный взгляд князя-кесаря, я бросил:

- Негоже дворянину без личного оружия.

Князь хмыкнул, потрогал свой пояс и, не обнаружив там сабли, позвонил в колокольчик и приказал поднять ее из подвала. Потом углубился в бумаги, минут двадцать внимательно их читал.

В том числе и письмо без адреса. Его он прочитал дважды. Потом разочарованно отбросил его в сторону и откинулся на спинку кресла. По его лбу градом катился пот, а лицо искажали гримасы боли.

Только сейчас я сообразил, что после того, как я его проткнул, затем прожег боевой магией, никто его здоровьем не занимался. Если, конечно, не считать влитой в него мною же жизненной энергии.

Между тем князь-кесарь вдруг неожиданно стал закатывать глаза и заваливаться набок. Пытался дотянуться до шнура колокольчика, но не смог.

Я подскочил к нему, расстегнул камзол, рубашку и обнаружил под ней сложенную в несколько раз тряпицу, насквозь пропитанную кровью.

Я снова поднес руку к ране и снова стал вливать в князя зеленую энергию. Однако на этот раз мне пришла в голову мысль, что если просто вливать в князя живительную энергию, то проку от этого будет, как от таскания воды в решете. Я решил попробовать залечить рану.

И хотя я был ни разу ни врач, я представил, как под потоком моей энергии сосуды даже самые мелкие сращиваются, а мышечные ткани соединяются.

У меня сразу закололо в руке, висящей над раной, а зеленая энергия из потока превратилась в нечто напоминающее струи душа. Причем эти струи душа брызгали только в им понятном порядке. Для меня эти прерывания или усиления струй напоминали чем-то азбуку Морзе.

Самое удивительное,