Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17 (СИ) - Большаков Валерий Петрович

За дверью с краткой табличкой «ЭКГ» ожидал своего выхода младший лейтенант Вальцев, настолько походивший на Миху, что Исаева даже вздрогнула. Лукич, который сочетал с должностью аналитика способности гримера, поработал на славу – черный паричок лег на голову младлея как собственная прическа, закрывая уши и почти касаясь плеч, а искусственная горбинка придала лицу Вальцева немного хищное, даже зловещее выражение – недаром всех колдунов в мультиках рисуют с ястребиными носами.

– Похо-ож… – уважительно протянула Марина.

– Правда? – немножко нервно отреагировал младлей.

– Правда-правда!

– Максим, поспокойней, – сказал Ершов. – Тебе только показаться нужно, и все. Да и не факт, что он вообще придет!

– Волнуюсь! – Вальцев развел руками. – Будто мне на сцене выступать. Вот же ж… А точно похож?

– Точно, – насмешливо стрельнула глазами Исаева. – Губы только тонковаты.

– А я их масочкой! – Младлей стал неумело завязывать узелки, закинув руки за голову.

– Дай я завяжу! – не выдержала Марина. Затянув узелок, она сказала: – И пусть он услышит твой голос.

– Вот такой? – прогнусавил Вальцев.

– Нет, это как-то чересчур, полегче надо. И чуток сиплости.

С минуту порепетировав, Максим добился нужного звучания. «Режиссер» осталась довольной.

– Марина… – задумчиво проговорил Григорий. – А не сыграть ли мне роль второго плана? Для убедительности?

– Давай! – оживился Вальцев. – А то одному как-то…

– Ну, попробуй… – сказала Исаева неуверенно.

– Я быстро! – подхватился Ершов. Ему хватило минуты, чтобы натянуть белый халат и шапочку. Фонендоскоп на шею, зеркальце на лоб… Чем не терапевт?

– Ну все, ждем.

– А если он пойдет на контакт? – повязка чуть приглушала голос Вальцева.

– Мы же обговорили все темы с утра! – Марина сказала это мягко, но с явным оттенком нетерпения.

– Да нет, я помню… – стушевался Максим. – Просто…

Резко, с противным дребезгом зазвонил телефон. Исаева схватила трубку первой, опережая Вальцева.

– Алло?

– Объект движется по улице Жданова к больнице.

– Понятно. Продолжайте наблюдение.

– Есть!

Положив трубку, Марина скомандовала:

– Готовность раз! Макс, дуй в вестибюль. А мне лучше исчезнуть.

Ершов кивнул и отворил дверь, придерживая для Марины. Вернувшись к машине, Исаева юркнула внутрь, тут же включая рацию. Зашипело, и молодой голос произнес:

– Два-три-семь, Два-три-семь, ответьте Два-три-пятому. Дайте вашу точную настроечку.

– Два-три-пять, мы на Жданова, – с ленцой отозвался эфир. – Ориентир – угол Тракторной… У зеленого «жигуля» – остановка… У нас выход объекта, он скоро будет на точке!

– Вызываю Два-три-пятого. Груз приняли. Зеленые «Жигули» отъезжают.

– Два-три-седьмому. Принять под НН уходящий «жигуль»…

– Все, дуй к Максу, – приказала Марина.

– Дую! – Григорий быстро отвернулся, чтобы скрыть счастливую улыбку.

Из гаража я возвращался изрядно взопревшим. С непривычки ломило спину – пришлось потягать железяки с чугуняками, зато мастерская стала больше походить на Центр НТТМ.

Шагал я быстро, не оглядываясь, а у меня еще и привычка полезная выработалась – чуток изменять внешность. Губы свои – авторы любовных романов обожают называть такие чувственными – я сжимал поплотнее, чтобы выглядели тонкими, а глаза опускал или щурил.

Шмыгнув в подъезд, по привычке полез в почтовый ящик, обнаружил белеющий листок – это было извещение. Револий Михайлович прислал бандероль!

Развернувшись, как по команде «кругом!», я дунул к почтамту. Полчаса до закрытия! Паспорт мой лежал дома, но комсомольский билет со мной, а по нему даже переводы можно получать, если до пятидесяти рублей.

На почте было светло и пусто, жующая пирожок тетка быстренько выдала мне увесистую коробочку и вывесила табличку «Закрыто». Успел!

Обратно я топал неторопливо, дыша свежим воздухом. Двинулся наискосок через площадь и сам не заметил, что все больше склоняюсь к «военному дому».

«Я только посмотреть!» – заверил себя и шмыгнул в калитку. На заснеженный двор ложились уютные четырехугольники теплого домашнего света. За Наташкиным окном на втором этаже тоже горела лампа – абажур рассеивал розовый накал, прогоняя нежилую холодную тьму.

Успокоенно кивнув, я повернул к дому родному – и припустил бегом.

Дом встретил меня размеренным бытом, теплом и ладом. Мама возилась на кухне, Настя устроилась там же и делала уроки, а папа оккупировал диван в зале, читая свои любимые газеты-толстушки.

Опустив «Неделю», он добродушно оскалился.

– Привет ударникам труда! Кататься скоро будем?

– Еще немного, еще чуть-чуть… – прокряхтел я, стаскивая ботинки. – Уф-ф! Запарился…

Болезненное нетерпение подгоняло меня, я будто бы все еще бежал, торопился жить. Приходилось то и дело осаживать вечно спешащую натуру, поступая ей назло, хотя подчас и против своих желаний.

Повертевшись под душем, я вытерся насухо и переоделся в чистое. Со всеми вместе, сдерживая невнятные порывы, налопался жарким, да с маринованными помидорчиками, и лишь затем вскрыл бандероль. В коробке лежали десять дискет и дисковод!

ГМД очень походили на те, с какими я привык иметь дело в 90-х – черные пластмассовые квадратики с наклейкой калининского «Центрпрограммсистем».

– Живем! – мурлыкнул я плотоядно.

Повертелся вокруг микроЭВМ и понял, что апгрейд требует жертв. С помощью дрели, лобзика и энергичных выражений я выпилил в полированном деревянном корпусе системника прямоугольное отверстие, впихнул в него НГМД и закрепил саморезами.

Расслышав знакомую мелодию Андре Поппа – «Манчестер и Ливерпуль», удивился – рано ж еще! Наше Центральное телевидение, не заморачиваясь всякими «копирайтами», озвучило этим прекрасным мотивом прогноз погоды, что шел под конец программы «Время». Так еще и девяти нет…

– Балбес! – поставил я себе диагноз, привставая – и добавляя громкости радио. Это же Магомаев, «Песня прощения»![64]

– «Я тебя могу простить, – потек немного слащавый, но мощный баритон, – как будто птицу в небо отпустить. Я тебя хочу простить – сегодня раз и навсегда. «Я люблю!» – сказала ты, – и в небе загорелись две звезды. Я прощу, а вдруг они простить не смогут никогда…»

Сложное испытал ощущение… Ностальгию по будущему. Музыка старины Поппа, щемящая, немного задумчивая и чуточку печальная, обязательно в исполнении оркестра Франка Пурселя, была моим любимым рингтоном. Помню, порой специально не отвечал сразу на звонок по сотовому, чтобы ноты тянулись подольше. Эта мелодия очень точно ложилась на мой характер, наигрывалась в лад с самыми потаенными струнками души. Я потому и бросил смотреть «Время» после горбачевско-ельцинской контрреволюции, что в «Останкино» лишили прогноз погоды привычного саундтрека. Меня это злило! Ленинград переименовали? Ладно. Президент стесняется подниматься на трибуну Мавзолея? Ладно! А музыкальная заставка вам чем помешала?

– «…А память священна, как отблеск высокого огня, – пел Муслим Магометович. – Прощенья, прощенья теперь проси не у меня…»

Дослушав, я вздохнул и вернулся в настоящее. Ничего… В войну отстояли город Ленина и теперь выдюжим. И Председатель Совмина СССР будет принимать парад 7 ноября 2017 года с трибуны Мавзолея. А узнавать, собирается ли дождь, станем под «Манчестер и Ливерпуль»!

– Перемен они хотят… – пробурчал я. – Я вам устрою перемены!

Вскрыв боковую панель микроЭВМ, полез пальцами внутрь.

– Это что? – спросил папа за спиной.

– Дисковод… – пропыхтел я, пробуя слинковать. – В смысле – НГМД.

– Ух ты… – подивился отец, осторожно, двумя пальцами ухватывая дискету. – Такие маленькие?

– Зато удобные! – вступился сын. – Мегабайт с четвертью вмещают. Будет теперь, куда программы закачивать!

Я осторожненько, не дыша, вставил дискету… НГМД заглотил ее, глухо щелкая.