Вперед в прошлое 12 - Денис Ратманов

В самом деле, чего это я? Взрослые люди, хотят убиваться — пускай, лишь бы не насмерть. Нужно просто внушить матери, чтобы она тихонько продала акции, это для ее же блага, потом сама спасибо скажет. Давай, Пашка, загладь конфликт и внуши ей!

Но это будет мое решение, а не мамино. Так она никогда не получит жизненный опыт и не повзрослеет, а я первращусь в кукловода, вынужденного дергать близких за ниточки, чтобы они не накосячилии.

Но и с отчимом ведь мама не повзрослеет! Она просто делает так, как он говорит. Однако это — ее выбор, пусть и выбором его назвать сложно.

Посомневавшись немного, я в очередной раз решил, что хрен с ними. Не мои деньги… а все равно жалко! И невыносимо смотреть, как родственники позволяют на себе наживаться.

В прихожую высунулся Боря, услышал, что отчим негодует, и исчез. Я смотрел, как Алексеич вращает глазами, как вздуваются желваки на шее, и безумно хотелось ему втащить. Снять вместе с Наташкой двушку, забрать Борю и жить себе спокойно, я вполне смогу всех прокормить. Собственно, почему бы и нет? То, что дети ушли из дома, лишились родительского контроля и живут себе поживают — событие, конечно, странное и порицаемое обществом. Но я-то не вполне подросток. После жизни с Андреем Натку тоже можно считать взрослой — она семью содержала, Да и Боря вполне ответственный товарищ. Можно попробовать, хуже от этого не будет никому. А мать пусть себе живет счастливо с этим умным и всесторонне развитым человеком.

В конце концов, сколько можно терпеть дебилизм? Нет ничего страшнее, чем деятельный дурак, который несет свою дурь в массы и насаждает окружающим.

Не желая слушать, как отчим фонтанирует нравоучениями и купается в собственной мудрости, я пошел на кухню.

— Совсем распоясались они у тебя! — донеслось в спину. — Никакого уважения к старшим! Ка-ак взял бы ремень! Ка-ак всыпал бы!

Хотелось выйти к нему и сказать: «Давай, усатый, рискни здоровьем!» — но я сдержался, все больше утверждаясь в мысли послать их куда подальше, но я сдержался, налил себе суп с ребрышками и фасолью. Подумал, что давно не оставлял маме денег, и скоро меня начнут попрекать едой. Как там отчим говорил? Шестнадцать исполнилось — вон из дома? Ладно.

Отчим продолжал изливать возмущение в пустоту. Ко мне пришел Боря, показал средний палец воображаемому отчиму и матерно сказал, как его утомил Василий Алексеевич. И ведь дома бывает ранним утром и поздним вечером, но успевает достать.

— Скоро свалим, — припечатал я.

— Так дома еще нет, — вздохнул Боря.

— А мы просто свалим. Снимем квартиру — и прощайте. Кошка бросила котят, пусть гуляют, как хотят.

— Правда?

Его лицо напоминало цветочек, разворачивающий лепестки на солнышко в замедленной съемке. От меланхолии к равнодушию и через надежду — к радости. И вот он уже сияет, аж лучится.

— А как это? Просто взял и…

— Просто дал денег, и… — объяснил я, сопоставил память взрослого и нынешний опыт и подумал, что сейчас, в девяностые, квартиры почему-то снимать не принято.

Принято сидеть друг у друга на головах и спать на коврике в прихожей. То ли народ еще не понял, что так можно, то ли мало свободных квартир, то ли просто все катастрофически бедные. В отличие от моих современников, человек будущего предпочитал отдельное жилье, пусть маленькое, красной икре и прочим радостям вкусовых сосочков.

— Ура! — прокричал брат, хлопнул себя по губам и испуганно посмотрел на дверь.

Но никто не стал капать на мозги. После рабочего дня я утомился, и если бы отчим явился выедать мозг, когда я ужинаю, прибил бы его.

Вскоре пришла Наташка, я затащил ее на кухню и предложил:

— Слушай, дело есть. Мне тут отчим присел на уши и поселил в голову одну идею: давай вместе снимать квартиру. И пошли они!

Наташка аж затанцевала, закружилась по комнате, обняла меня и поцеловала в щеку.

— Да!

— Боря, — распорядился я. — Садись писать объявление.

Брат зашагал за фломастерами и альбомом, но Натка его остановила:

— Стой! А мама против не будет?

— Чего бы? Думаю, она обрадуется, что мы перестанем мешать, — предположил я.

Сестра помотала головой.

— Ты ее плохо знаешь! Не отпустит она нас, знаешь, почему?

— Ну? — заинтересовался Боря.

Наташка схватилась за голову и изобразила истерику:

— Куда вы! А ну стоять! Это что же люди скажут? Что родных детей — из дома? Не-ет уж. Оставайтесь, мучаемся дальше.

Подумав немного, я решил, что такой вариант возможен.

— Значит, искать будем по объявлению, действовать — осторожно, и поставим маму уже перед фактом…

В кухню вошла мама, мы замолчали, посмотрев на нее. Она вела себя, будто ничего не случилось, дежурно спросила у Наташки, как дела, и удалилась, плеснув в чашку воды и даже не дослушав дочь.

— Типа ей интересно, как мои дела, — проворчала Наташка. — И всегда так было. Решено: пора валить! Скидываться будем как?

— Пятьдесят на пятьдесят, — ответил я. — Наши договоренности в силе: я компенсирую твою долю в июле, если закончишь без трояков или поступишь бесплатно.

Боря аж подпрыгнул.

— Йес! Живем!

Наташка похвасталась ему, поглядывая на меня:

— Прикинь, Боря, один из трех бандитов, которые меня выгоняли из квартиры, сегодня приперся на рынок и мои деньги мне вернул. Ну, которые украл. А двое других передрались, и в больнице оба.

— Да ну, — не поверил Боря.

— А все потому, что Пашка у нас — гипнотизер. Сходил, переговорил с бандитами, жаль, я не слышала как, и вуаля.

Недоверчиво глядя на нее, Боря почесал висок.

— Разводишь?

— Скажи ему! — обратилась она ко мне.

— Про гипнотизера — вранье, — усмехнулся я. — Остальное — правда, сам видел.

Боря промолчал, переваривая услышанное. Распахнулась дверь, вошел отчим.

— Шо замолчали? — проговорил он. — Меня обсуждаете?

— Делать нам больше нечего, — фыркнула Наташка. — Я рассказываю, как мне долг вернули, а Боря не верит.

Засопев, Боря покосился на Василия недобро — типа тебя не звали, чего ты лезешь?

Плеснув себе молока и достав с верхней полки шкафа вафли, отчим удалился. Видимо, ответ его удовлетворил. Дождавшись, пока