Через пятнадцать долгих лет - Дмитрий Алексеев

В отношении их будущего Артём был с ней даже солидарен: при её амбициях он не тянул на щедрого спонсора и уж, тем более, на состоятельного мужа. Они оба были бедными и сирыми «понаехами» из провинции, едва сводящими концы с концами, так что, и ей, и ему нужно было устраиваться в Питере надолго, но лучше порознь. Ей, пожалуй, это сделать проще из-за перспективного места работы, безграничной работоспособности, напористого характера, ума, и, главное, сексапильной внешности, цинизма, и бесстыдства.

В принципе его всё устраивало, хотя для мужской гордости обидно, что именно она может в любой момент прекратить их связь, когда найдёт лучший вариант, или просто заведёт параллельный роман со щедрым «папиком», причём, без моральных терзаний, хотя, наверное, поставит в известность любовника из-за врождённой порядочности. Ему совсем не хотелось лишаться такого приятного занятия, и обычный оптимизм постепенно замещался страхом разлуки, которая, увы, была неизбежной.

Сам он, естественно, надеялся тоже поднять социальный статус, но это дело небыстрое, а к тому времени Ирина, скорее всего, будет недоступна или ему надоест тянуться за недостижимой мечтой.

Общаться друг с другом им было легко и привычно, словно молодожёнам с пятилетним стажем. Спорили постоянно, даже дрались несколько раз, правда, больше в шутку, но находили компромисс довольно быстро и не только через постель.

Они были разными, причём, настолько, что вместе составляли единое целое. Если бы встретились они не в это идиотское время, закономерным итогом была образцовая любящая семья с воспитанными детьми.

Однажды осенью на пробежке в парке к ней пристали четыре поддатых мужика, каждый из них был повыше и пошире Кравцова. Тот не стал звать милицию, а просто врезал в нос ближайшему. Завязалась неравная драка, однако Кравцов не собирался уступать, самому тоже досталось, зато его противники молчком лежали на травке или уползали подальше, тактично матерясь себе под нос.

— Четыре года занятий боксом даром не проходят, — ухмыльнулся Артём в ответ на заботу Ирины о его синяке под глазом.

Тем вечером она была непривычно молчалива и задумчива с ним, а засыпая, вроде бы даже прошептала: «Любимый», хотя, скорее всего, ему просто хотелось это услышать. К сожалению, о любви у них речь никогда не заходила: Артём обоснованно скрывал чувства, опасаясь насмешек подруги, а у Ирины на первом и единственном месте была карьера и успех. Конечно, такие ощущения при интиме с Артёмом ей нравились, но для неё были второстепенными. Вроде бы как приятное развлечение, без которого, в принципе, можно обойтись.

Всё хорошее заканчивается неожиданно, особенно, если расслабился и начал грезить о безоблачном счастье.

К концу этого блаженного года одновременно наложились друг на друга несколько прискорбных событий. На заводе остановилось производство, никого не увольняли, но и денег не платили, так что Артём сам написал заявление и стал искать новую работу. Это было ожидаемое событие, поэтому особых эмоций не вызвало. Разве что, дополнительные хлопоты, но это дело привычное.

А вот дальше хуже: позвонила мать — у отца второй инсульт, в больнице держать долго не стали, и он лежит дома совершенно беспомощный. У матери проблем со здоровьем ненамного меньше, а старшая сестра родила недавно второго сына и уехала с мужем-офицером на Сахалин. Это известие тоже было ожидаемо, но совсем не вовремя. Теперь у Артёма выбора не было: надо срочно ехать на родину в Хабаровск. Ехать не хотелось, всё-таки возможностей в Питере было побольше, хотя своего жилья не было, а теперь и работы тоже. Думать о смерти родителей не хотелось, но от этого зависел срок его «командировки» на родину.

Последние две недели Ирина училась на курсах где-то на юге, по телефону говорить о своих проблемах Артём не хотел, но и уезжать, не попрощавшись с любимой — непорядочно. Он сдал квартиру, купил билет и позвонил Людмиле Зозуле сказать, что улетает вечером. Неожиданно, она попросила встретится, и уже через час позвонила в дверь.

— Привет, беглец! — как обычно поцеловала его в щеку, но обнимать не стала, и это был плохой признак. — Чего ты так сразу сваливаешь? Может подождёшь пару недель, пока Ирка приедет? Похоже ей будет, чем порадовать тебя, — зловеще добавила она.

— Не могу, мать не справляется с отцом. Сама понимаешь — сыновний долг для меня священный. Может я буду отсутствовать не слишком долго и опять будем вместе. А с Иринкой поговори сама, пусть не обижается; я постараюсь скоро вернуться.

— Не обижается??? Ты совсем дурак или витаешь в облаках⁇ До сих пор думаешь, что она на учёбе? Святая наивность… — Людмила открывала рот, но не находила слов от возмущения. — Эта сучка укатила с замом управляющего на горнолыжный курорт строить карьеру, а тебе лапшу на уши вешает, впрочем, её хахаль своей жене — тоже! Уж, конечно, не на лыжах катаются, а друг по другу елозят — это, ты понимаешь?

Артём сумел сдержаться и принуждённо засмеялся:

— Ну что у тебя за характер — всё портить? Уехал бы я в неведении и сохранил приятные воспоминания, или думаешь, что нужно всегда знать правду? Считай, что я не слышал твоих разоблачений, и всё останется как раньше.

— Ты совсем не расстроен? Бесчувственный толстокожий бегемот! Я боялась, что будешь рыдать у меня на груди от горя, а ты пускаешься в рассуждения! А набить морды им обоим желания нет? — Людмила говорила с напором, а заодно и притиснула Артёма к стене. Она переживала измену Ирины даже сильнее Артёма.

— За драку можно и в тюрьму сесть, а к твоей груди могу прижиматься буквально сутками! — недвусмысленно подмигнул Артём, решив всё перевести в шутку, и сдержать боль в душе, — Впрочем, нам с тобой не первый раз в постели встречаться, могла бы и приласкать прежнего поклонника напоследок; когда ещё свидимся. А твоему жениху мы признаваться не будем в невинной шалости.

Дав себя поуговаривать несколько минут, Людмила согласилась утешить Артёма, а заодно, и себя успокоить, самым простым способом: банальным сексом без прелюдий и эротических разговоров. Утешение удалось, причём для обоих, да и растянулось на целый час.

— Всё-таки, Ирка — свинья непорядочная, что так поступила с хорошим человеком, — одеваясь, заявила умиротворённая Людмила, чувствуя, что злость на подругу почти испарилась. — Я ей в глаза выскажу, что она проститутка и шлюха