Добытчик (СИ) - Громов Борис Николаевич

В общем, на выручку любителям спортклуба «Пищевик»* я направился только через полчаса. Но зато облачённый в «Тактику», пусть и без пластин, но полностью оборудованную всеми нужными мне сейчас подсумками, в новеньком «Торе» на голове и с тем самым, так глянувшимся мне автоматом Калашникова.

*С 1926 по 1931 год, будущий футбольный клуб «Спартак» назывался «Пищевик» и спонсировал его кооператив мясников и торговцев продуктами питания. Вроде как именно за это болельщиков «Спартака» и дразнят «мясом».

Подсвечивая себе ярким подствольным фонарём, я неспешно двинулся по коридору в сторону столовой, держа «калаш» наготове. Пищеблок располагается в соседнем корпусе, но между корпусами проход свободный внутри здания, на улицу выходить не придется. Плохо то, что над столовой — три этажа жилых помещений — кубрики личного состава. Да, вечером в момент эпидемиологической вспышки тут, на базе Отряда, находилась только дежурная смена, а это человек пятьдесят, примерно. После «Оазиса» я почти уверен — справлюсь. Планировка здания играет на меня, в узких коридорах разом со всех сторон не навалятся. Главная опасность — удар в спину. А значит, работаю как на «зачистке»: позади не должно оставаться ни одного непроверенного закоулка, ни одного не досмотренного помещения, ни одной не открытой мною двери.

Но пока вокруг пусто. И даже какого-либо бардака не наблюдается. Выглядит всё так, словно люди заперли служебные кабинеты и ушли домой. А завтра с утра — вернутся. Вот только не случится этого. Теперь если сюда кто-то и заглянет, то только какой-нибудь отчаюга-марордёр вроде меня. Но отсутствие беспорядка — это очень хороший «разведпризнак». Зараженные, мягко говоря, аккуратизмом не страдают. И если тут всё чистенько, значит меги сюда ещё не добрались. Скорее всего, они все наверху, в кубриках казармы. И я, увы, не помню, в какую сторону там двери открываются. По идее — должны наружу, но там замки не электрические, а с ручкой, надавил вниз — она открылась. А если не надавил? Тогда, от легкого толчка открыться не должна, но выламывать закрытые двери, если есть «наводка на цель», заражённые умеют, в «Оазисе» видел. Значит, действовать нужно максимально тихо и быстро, чтоб внимание не привлечь.

А вот и столовая. И тут моё везение закончилось. Между столами и возле стен — натуральные «Охотники на привале», художник Репин. Хотя, «Охотников», вроде не Репин написал… Только вот охотники у нас тут — не на уток и не на зайцев. Тут любители человечины отдыхают.

Замираю на пороге, оценивая ситуацию. Навскидку их тут — десятка полтора. Или на стук подтянулись, или ещё раньше тут собрались и караулили сидящего, ну, или сидящих, на складе с самого начала. С другой стороны — а не одна ли мне разница? В любом случае — ни тихонько пробраться мимо них «по стелсу»*, ни договориться — не выйдет. И вариант у меня только один, приклад уже вжат в плечо, флажок предохранителя — давно опущен вниз, а патрон дослан в патронник. Палец мягко выбирает почти отсутствующий у автомата свободный ход спускового крючка… Поехали!!!

*Прохождение «по стелсу» — скрытное прохождение игры или какой-то отдельной миссии. Без стрельбы, оставаясь незамеченным врагами.

В столовой меня накрыло второй раз. Первый был возле «детского мира» в «Оазисе». Вот и тут — почти то же самое. Словно щёлкнул внутри какой-то тумблер, выключивший эмоции, отключивший какую-то важную часть сознания. И всё внезапно стало просто. Нет больше вокруг людей, нет детей, нет бывших сослуживцев. Есть кровожадные чудовища, убившие людей и занявшие из тела. Быстрые, безжалостные и смертоносные. Стоит тебе хоть на мгновение дать волю эмоциям, хоть на секунду усомниться в своей правоте, хоть на миг задержать указательный палец, жмущий на спуск… И всё, они тебя сомнут, свалят на землю, растерзают и сожрут. Потому что они уже не люди, а коряво изображающие людей адские твари. И поэтому — огонь!

Грохочут частым перестуком выстрелы, пусть и приглушенные наушниками и «банкой», разлетаются во все стороны звенящие по кафелю пола гильзы, вьются в воздухе спирали порохового дыма. А я иду вперед, и стреляю, стреляю, стреляю… Меняю опустевший магазин на новый и продолжаю стрелять…

Распахиваю левой рукой дверь и проскакиваю из столовой в горячий цех. А там — тихо и пусто, только по полу пляшут тени растущих на улице деревьев, качающих ветками на ветру, да солнечные зайчики от полированных боков здоровенных кастрюль. Красивый и тихий весенний солнечный день, словно и нет никакой кровавой бойни позади, за дверью, не лежат там вповалку тела в разорванном пулями омоновском камуфляже и не валяются россыпью в лужах застывающей и густеющей крови ярко-зелёные автоматные гильзы.

А вот и моя цель. На двери — табличка: «Продовольственный склад». Думаю, живой именно тут прячется, других подходящих мест неподалёку нету.

— Эй! — легонько стучу костяшкой указательного пальца по гулкому металлу. — Есть тут кто?

Тишина. Затем такой же осторожный, негромкий стук изнутри.

— Открывайте, блядь! Милиция! — терять время на перестуки, подобно сидящим царской тюрьме большевикам из детской книжки, у меня сейчас ни малейшего желания.

Дверь приоткрылась. В проёме стоит мужчина в помятом костюме, сжимая в руке здоровенный разводной гаечный ключ. Волосы растрёпанные, недельная щетина на щеках и подбородке уже начала превращаться в полноценную, пусть и неухоженную, бородку, в глазах — надежда и недоверие. Костюм, к слову, неплохой. И мужик — явно не из сотрудников Отряда: высокий, крепкий, но… слишком он… холёный, что ли. Крепыш, но не боец. Да и костюм… У нас в таком вне службы даже комбат не ходил.

— Етит твою мать! Ты и правда живой… — театральным шепотом выдаёт он и пропускает меня в помещение склада. — Я уж думал — всё, кабзда мне тут пришла.

Внутри царит хаос: на полу вскрытые банки из-под тушёнки и ещё каких-то консервов, небрежно сдвинутые в один угол, пустые упаковки сухпайков. Узник здешний, проследив направление моего взгляда, только рукой махнул и поморщился досадливо.

— Ты уж прости за этот сральник. Первые дни ещё пытался поддерживать порядок… А потом понял — бессмысленно это… Ну, и… Махнул рукой, короче и просто

Ага, и загадил помещение. К слову, загадил — выражаясь чисто фигурально, вот чем-чем, а сортиром тут не воняет, хотя — должно бы, всё же неделя прошла, как он тут обретается. И, судя по всему, обретаться мог еще довольно долго: на полках — штабеля мясных и овощных консервов, у стены — шеренга двадцатилитровых баллонов воды для кулера. И коробки сухпайка, где в каждой упаковке — сухое горючее, чтоб холодной перловкой не давиться. Почти нормально, если не принимать во внимание толпу зараженных снаружи. И толстые решетки на окнах, выломать которые, в принципе, можно, но будет это долго и очень громко. К окончанию «работ» под окном как раз успеет собраться оголодавший «комитет по торжественной встрече».

— А я — Максим, — радостно и глуповато скалится во все тридцать два зуба спасённый.

С другой стороны, я фиг знает, как на его месте себя вёл бы. Неделя полной безнадёги: сидения в четырёх стенах с толпой кровожадных упырей в качестве соседей прямо за дверью и без малейшей надежды выбраться… Думаю, тоже улыбался бы, как идиот.

— Сергей, — пожимаю я протянутую руку. — Ты, мил человек Максим, вообще кто и чего тут делаешь?

Максим и рассказал. С явным удовольствием, явно успел за последние дни соскучиться по человеческому общению. Говорил он, пока мы возвращались к Дежурной части, пока грузили через окно в «Соболь» всё мною «нажитое непосильным трудом». Рассказал и про контору свою, в которой уже почти десять лет трудится технологом. И про командировку в Питер с новыми образцами для испытаний «в условиях максимально приближенных к боевым». И про бестолковую «секретутку»… прошу прощения, «проститаршу»… снова пардон муа, про ассистента генерального, которая, овца бестолковая, перепутала даты и умудрилась забронировать номер в гостинице только со второго дня пребывания в гостеприимных окрестностях Питера. Из-за чего в первую ночь пребывания пришлось напроситься на постой в Отряде. Что, по итогам, ему жизнь и спасло.