Обретение Дара - Аргус
Через час друзья уже подходили к лесному убежищу преступника. Выглянув из-за кустов, они увидели открытую дверь.
— Он уже здесь. Приготовьте револьвер, — попросил Грановский, и вытащил свой. Крадучись, они приблизились к сторожке. Из нее доносилось недовольное мужское бурчание. По отмашке мужчины вошли в домик. Там, спиной к ним, стоял на коленях Горшков, он же Сидоров, пытаясь что-то вытащить из тайника в полу.
— Бог в помощь, Осип! — зловеще произнес старый сыщик. Того точно молнией ударило. Он медленно развернулся, сев на задницу, упираясь руками в пол.
— Нашли, — процедил он сквозь зубы, — ты, доктор, мне сразу не понравился. Нужно было тебя завалить сразу, как только… — он осекся.
— Как ты убил мою жену, дочь и ее няню? — спокойной спросил Смирнов держа его, как и Казимир Христофорович, на прицеле своего револьвера.
— Пронюхали, будьте вы прокляты! — потом убийца успокоился и сказал усмехнувшись: — И что теперь, сдадите меня полиции? Так я готов.
— Ты готов, а мы нет, — усмехнулся уже доктор, — мы знаем, что ты убил своих родителей. Мы знаем, что ты сжег моих родных. Ответь только на один вопрос. Зачем? Почему нельзя было просто сжечь дом? А их не трогать?
— Ну ты глупый, хоть еще и доктор, — сплюнул на пол и ощерился Осип, — сам прикинь. Ну сожгу я этот дом! И что? Ты бы новый отстроил и нашел бы могилу. А когда я сжег твоих родных, ты точно бы там жить больше не смог, и продал бы его мне! Это же так просто!
В этот момент в сознании убийцы всплыл образ супруги Смирнова. Этой очаровательной, но такой несчастной женщины, которая сама себе предрекла трагичный конец, причем дважды.
Отодвинув капроновую шторку в сторону, она воодушевленно смотрела в окошко, любуюсь местными красотами. Когда мимо калитки, посматривая в сторону дома, ковылял Осип. Это был первый сигнал опасности. Их взгляды пересеклись и женщина испуганно отскочила от окна.
А потом, во время прогулки с дочерью, она буквально наткнулась на хромоногого калеку, когда они с девочкой обходили притормозившую на мостовой повозку. Ее лицо вспыхнуло румянцем, а глаза заблестели от страха. Именно тогда и была предрешена ее судьба. Такой прожженный мерзавец как Осип Сидоров шансов не дает.
Смирнову он этого, конечно же, не сказал, опасаясь раньше времени вызвать гнев убитого горем вдовца.
— Да! Все очень просто! — согласился Иван Петрович. — Знаешь, я хотел тебя сжечь в этом доме живьем, как ты моих девочек. Но сейчас понял, если я это сделаю, в меня войдет часть той тьмы, которая наполняет тебя. Я этого не хочу.
— Так вы меня в полицию сдадите? — с надеждой спросил убийца, одновременно метнув спрятанный в рукав нож в доктора. Но из-за неудобной позы промахнулся и нож воткнулся в стену рядом с головой Смирнова.
— Нет, — так же спокойно ответил доктор. — Осип Сидоров. Я — доктор медицины — Смирнов Иван Петрович, рассмотрел твое дело. Ты признан виновным во многих смертях. И приговорен к смертной казни через повешение за шею. Но так как возиться с тобой я не хочу, повешение заменено расстрелом!
— А как же адвокат? — рассмеялся ему в лицо закоренелый негодяй, четко осознав, что все кончено.
— Я не нашел в твоем деле никаких смягчающих обстоятельств, — ответил вдовец.
— Будьте вы прокляты! — Сидоров попытался вскочить с пола и броситься на друзей. Но не успел: и Смирнов, и Грановский выпустили каждый по шесть пуль в тело убийцы. К их удивлению, только последние оборвали жизненный путь душегуба. Он упал на пол, и, хрипя, затих навсегда.
— Здоров как кабан, — вытер пот со лба Грановский, — я уж думал придется сойтись с ним в рукопашную. Давай посмотрим, что у него там в тайнике.
Они оттащили труп от дыры в полу, и, заглянув туда, увидели дешевый фанерный чемодан. Вытащив и открыв его, друзья опешили. Там лежали пачки бумажных ассигнаций и холщовые мешочки, в которых лежали золотые империалы.
Николаевский империал — это название, которое часто использовали для обозначения золотых монет номиналом десять рублей, выпущенных в период правления Николая II. Эти монеты также известны как червонцы, и они чеканились в рамках денежной реформы. Империал, в данном контексте, был эквивалентен десяти рублям и чеканился из золота девятисотой пробы. Полуимпериалом называли золотую монету в пять рублей.
— М-да, — медленно сказал старый следователь, — видать много на них крови. Что будем делать? — обратился он к доктору.
— Заберем с собой. Пустим на благие дела, чтобы хоть какая-то польза была от этого упыря. А что с телом будем делать? Оставим тут?
— Ни в коем случае, — возразил старый следователь, — об этой халупе знает Бес. Он может сюда явиться, и потом мало ли что! Его нужно зарыть в лесу.
— Тут повсюду его кровь и следы пуль, — заметил доктор, — их не удастся полностью удалить.
— Строжку сожжем! Пусть Бес думает, что Осип сбежал за границу, и тщательно заметал свои следы, — уверенно произнес Грановский.