Восход Сириуса, часть 2 - Битва за хрустальный гроб - Людмила Владимировна Белаш
– Давай! – по-русски гаркнул Вальтер, а затем перевёл на немецкий: – Входи с соблюдением предосторожностей, согласно правилам техники безопасности для обитаемых космических объектов.
* * *
Сургут медленно ступал по проходу. Щёлк. Щёлк. Щёлк. Адгезивные пластины подошв фиксировались к покрытию пола, словно примерзая, затем цепкие волокна втягивались, и робот делал следующий шаг.
Доспехи Сургута, переохлаждённые при высадке на отсек, здесь вмиг покрылись инеем. Он походил на ледяную статую, голубовато-белую во мраке. У его ступней и вокруг шлемообразной головы изредка с мертвенным шипением возникали облачка сжатого газа – пшшш, пшшш.
Луч изо лба в ритме метронома пробегал по рядам прозрачных саркофагов. Туда-сюда. Туда-сюда. Яркое пятно выхватывало из мрака замершие во сне бледные лица, неподвижно вытянутые тела. Десятки и десятки молодых женщин, окоченевших, словно мухи в янтаре.
Стражи гробницы – многоногие приплюснутые карлики с торчащими на стеблях шариками глаз, – выходили из нор и приветствовали броненосного господина, шевеля глазами.
Холодный безжизненный воздух завивался вокруг робота неслышными струями. Какой-то блестящий цилиндрик, тихо вращаясь, проплыл над его плечом.
Сургут двигался вдоль голубых огней индикации, шеренгами уходящих во тьму.
Часто на панелях светилось красное: «Жизненные функции прекращены».
Здесь живые лежали молча, как мёртвые, а мёртвые говорили и ходили, как живые. Эфир подрагивал от переклички креатур. Ползали чёрные механические тени, поворачивались суставы, открывались клапаны, сами собою печатались надписи: «Расконсервация отсека. Начата замена воздуха. Начато повышение температуры».
Старенькие насекомоподобные киберы сопровождали Сургута, нагружая его через антенны сводками о состоянии людей. Роботу пришлось задействовать архивы памяти, чтобы читать сообщения служак в устаревшей кодировке.
Мерный гул насосов. В чреве отсека оживали могучие незримые системы, скованные полувековым сном. Воздух лился потоками, втягиваясь в трубы. Соринки и детальки, парившие в невесомости, устремлялись к фильтрам.
Иней таял. Мокрые пятна выглядели тёмной плесенью на композитных поверхностях. Вентиляционный ветер гнал зарождавшиеся капли, и они взлетали дрожащими шариками, словно дождь, лениво идущий вверх.
Шагающая ледяная статуя превратилась в коричневато-зелёную, будто каменную с наплывами лишайников.
Щёлк. Щёлк. Щёлк. Громадная фигура восходила по лестнице, пробивая темноту лучом, идущим изо лба. Люди спят, повинуясь тьме. В абсолютной ночи космоса живут лишь те, которые не дышат, не имеют сердца, не испытывают чувств. Только шаги робота. Только змеиное шипение сжатого газа. Не-жизнь холодно властвует над застывшей жизнью.
Если бы управляющий узел отсека обладал личностью, он мог свободно вздохнуть. Его долгая миссия завершилась. Человек, избавленный от такого бремени, сбросил бы мундир, обувь, и побежал бы босиком в зелёные луга, где гуляют кони и светится радуга. Узел был лишён этого счастья – его просто выдерут из корпуса и отправят в утиль. Но он не осознавал своего будущего. Оно выражалось одним сигналом: «Задача завершена». С человеком его роднила лишь процедура Страшного Суда – узлу тоже предстояло дать последний отчёт, только не Всевышнему, а экспертам Главкосмоса.
Сургут обследовал отсек. Очень скоро прибудут спасатели и медики; им понадобится точный план помещений.
Дальше по проходу располагались большие парные, так называемые «семейные» гибернаторы.
«152-2. Жизненные функции прекращены. 2 пассажира».
Необычная деталь заставила Сургута остановиться и повернуть к ячейке главные глаза.
Белое пятно на левой голени.
Механический великан склонился над колпаком гибернатора, провёл по девичьему телу взглядом и лучом.
Труп, лежащий в парной ячейке слева, был копией овцы, которую звали Рома.
«Какой у тебя приказ?» «Вручить поздравительную открытку «подопечной» по имени Рома». «Спасибочки за доставку…»
«Эта и та овца – из одной серии, – логично рассудил Сургут. – Они клоны».
Сведения легли в память, не противореча друг другу, но тотчас возникла перекрестная ссылка и вспыхнула метка-напоминание от 14 февраля: «Детка № 105 с Центавры Голд = Рома? Одна серия? Ответ: НОЛЬ. Причина: мало информации».
Робот отошёл от гибернатора, отсняв напоследок опознавательные браслеты. «Дика, подопечный персонал базы От-Иньян». «Дика и Соня – сёстры навек. Мы родились друг для друга».
Пришлось подняться этажом выше, чтобы найти исправный терминал внутренней связи и обратиться к резервному списку пассажиров.
«Ячейка 152-2 – подробные данные».
НОЛЬ.
Недоумевая, Сургут повторил запрос.
НОЛЬ.
Как будто гибернатор 152-2 пустовал с начала полёта. Однако, в нём лежат две мёртвые овечки.
«Основание для стирания данных?» – Сургут обратился к узлу управления. Тот охотно откликнулся, словно был рад поговорить со старшим братом по искусственному интеллекту:
«Бзззз! Вжжж! Крррр! Гмммм!»
«Узел испорчен, – сделал вывод Сургут. – Столько лет без профилактики и техосмотра. Хотя до этого момента он функционировал нормально».
Спасатели уже вошли в отсек через шлюз.
В дальнем конце прохода появилось свечение; замелькали длинные тени, то расходясь, то сливаясь. По потолку, по полу, по стенам с шуршанием и цоканьем побежали гигантские муравьи, поднимая и вытягивая сплющенные головы. Они прибывали отряд за отрядом, скрипели и звякали, сталкиваясь в лестничной шахте. Их волна надвигалась, стремительно захватывая коридор, заполняя его сверху донизу стуком, скрежетом, жужжанием инструментов, кипящей смутной массой непрерывного движения.
Операция «Хрустальный гроб» началась.
Сургуту осталось отчитаться по результатам осмотра и вернуться на «Вектор».
Покидая этаж, где хозяйничали большие служаки, он запечатлел его вид задними глазами.
Санитарным киберам выпала та же задача, что при любой катастрофе: выделить тех, кто нуждается в первоочередной помощи, затем – тех, кого надо передать врачам без спешки, а также пометить ячейки с трупами. Обычная сортировка с помощью липких этикеток: ЖИВОЙ, ЖИВОЙ, КРЕМАЦИЯ, ЖИВОЙ, ПОСТРАДАВШИЙ, ЗАХОРОНЕНИЕ, ПОСТРАДАВШИЙ, КРЕМАЦИЯ, ЗАХОРОНЕНИЕ, ЖИВОЙ, ЖИВОЙ, ЖИВОЙ, КРЕМАЦИЯ…
Овцы не имеют родни, хранить их тела нет смысла.
Вдоль прохода, по которому вереницей несли снятые с опор гибернаторы, пролетел на газовом ранце разведчик, за ним другой.
В шлюзе госпитального судна служаки расходились в стороны. Красный портал, синий портал. Направо – красный. Налево – синий. Направо. Направо. Налево. Направо, срочно! Направо…
Налево – в низкий зал, где работали «могильщики», похожие на сколопендр. Через диффузоры мёртвые тела пропитывались млечным консервантом, текущим из баллонов по извитым трубкам. Трупы покрывались стеклянным гелем, получали бирку и вперёд ногами плыли по транспортёру к покойницкой.
