Гаст - Эдвард Ли

- Опасно?

- Мы, вероятно, будем трахаться до смерти в нашу брачную ночь.

Ее бедро было между его ног, и когда она это сказала, то отодвинула его, потому что его член сразу же стал твердым.

"Я люблю тебя, я люблю тебя", - слова в его голове, казалось, мерцали на стенах при свете свечей.

Он должен сказать это. Он знал, что должен это сказать.

- Я...

Но она уже заснула, положив голову ему на грудь.

Гром и молния, по крайней мере, утихли настолько, что он не вздрагивал от каждой вспышки. Сон навалился на него через несколько минут, но образы и слова возвращали его в напряженное бодрствование: сон о шлюхе по имени Гарриет, "Грязная собака!", Гаст хоронил двух своих дочерей заживо, а потом занялся убийством служанки Джессы и позаботился о групповом изнасиловании и последующем убийстве топором своей жены, лошади, тащившие повозки с клетками в сторону огня. "Я слышал, они убили всех рабов, когда закончили. Почти полсотни", - раздраженный мужчина с золотым носом, выписывающий чеки. - "Он построил целую железную дорогу до Максона и заново растопил печь, чтобы сжигать невинных", - дагерротип красивой обнаженной женщины с выбритым лобком и единственной родинкой на дюйм выше клитора. - "Но можете быть уверены, собака сбежала с полным желудком..."

Колльер застонал от этой картины, зажмурив глаза. Но тут в глаза бросились новые подробности.

"В комнате слева от меня какого-то парня утопили в сидячей ванне и выбросили его член в унитаз, а в комнате справа Пенелопа Гаст получила топор в своего бобра. А в этой комнате..."

Колльер почувствовал, как в животе у него забурлило. Все рассказы Сута и все это пиво внезапно прожгли в нем дыру. Ондатровая колбаса, вероятно, тоже не помогла.

Даже сквозь гром он слышал, как бьется его собственное сердце, а также сердце Доминик, и даже слышал, как тикают его часы. Когда он закрывал глаза, то не мог избавиться от мысли, что в комнате находится собака-шавка, а когда открывал их, то узоры на обоях становились похожими на железнодорожные рельсы.

"Спуститься вниз и перекусить", - пришла ему в голову мысль.

Что-то безвкусное могло бы успокоить желудок.

Но неужели он действительно хотел переступить порог этого большого портрета Харвуда Гаста? А что, если он увидит Уиндома Фекори, пишущего на чеках за письменным столом?

Господи...

Он знал, что это было его воображение, когда ему показалось, что он почувствовал запах несвежей мочи.

Колльер осторожно выскользнул из-под Доминик, накинул халат и выскользнул из комнаты со свечой в руке.

Было уже поздно, но некоторые звуки в коридоре успокаивали его: голоса гостей, болтовня телевизора, даже скрип пружин кровати из комнаты висконсинки. Он спустился по лестнице, не обращая внимания ни на портрет, ни на стол, и прошел через столовую на кухню.

Света, разумеется, не было, и при свете свечи длинная кухня казалась просторной. Колльер достал из холодильника кусок коржа, откусил один кусочек и...

"Черт!" - и уронил его.

Он услышал лай собаки откуда-то из глубины дома.

"Чушь. Я ничего не слышал..."

Он смотрел в черный коридор, который вел к задним крыльям. Голос маленькой девочки произнес по-кошачьи заискивающим тоном:

- Ритуальные злодеяния и жертвоприношения невинных - это не новость...

Затем послышался топот босых ног, убегающих прочь.

"Это не было ошибкой. Я слышал..."

Слова Сута, но точно не голос Сута.

Глаза Колльера расцвели, когда он зажег свечу и прошел через прихожую.

Прихожая напоминала катакомбы. Тусклый свет свечи, колыхавшийся на стенах, создавал впечатление, что коридор движется мимо него, а не он сквозь него. Окно в дальнем конце ненадолго осветилось от вспышки молнии. Он едва различил темные картины на стенах и ряд закрытых дверей.

Колльер остановился.

Другой голос, только шепот:

- Жертва дьяволу... - а затем прерывистый смех.

На этот раз не детский, а зрелый женский голос с богатым, развратным южным акцентом.

Затем наступила самая полная тишина, которую он когда-либо испытывал.

Из темноты вынырнули руки, схватили Колльера за воротник халата и втащили его во внезапно открывшийся дверной проем.

Колльер закричал. Свеча вылетела у него из рук и погасла.

- Заходи!

От ужаса его сердце заколотилось в такт следующей вспышке молнии. Он упал на кровать вместе с тем, кто его схватил. От страха у него перехватило горло.

Рядом с ним вздрогнула миссис Батлер. В ужасе она обхватила его руками.

- Господи, миссис Батлер! Вы чуть не довели меня до сердечного приступа!

- Извините, мне так страшно! Молния...

Колльер, разъяренный, попытался успокоить ее.

- Просто успокойтесь. Это всего лишь гроза...

Он оглядел ее спальню, очевидно, обставленную антиквариатом. В каждом углу мерцали свечи.

- Миссис Батлер. Вы что-то сказали, когда я был в холле? Что-то о дьяволе?

- Господи, нет! - ее руки дрожали вокруг него. - Но кто-то другой сказал...

- Вы слышали голос?

Пот прилип к груди хлопчатобумажной ночной рубашки.

- Это была она...

"Она. Она тоже ее слышала", - подумал Колльер.

- Она? Кто?

Женщина поднялась, ее седые волосы рассыпались по плечам. Что-то заставило Колльера обратить внимание на грудь и живот старухи, отпечатавшиеся на влажной ночной рубашке.

Она мечтательно подошла к окну.

- Миссис Батлер?

Следующая вспышка молнии обрамила ее четкий силуэт в окне.

- Я просто обожаю эти грозы...

Колльер нахмурился.

- Миссис Батлер, с вами все в порядке?

- О, да, мистер Колльер, - и как только слова вырвались из ее уст, она отстегнула бретельки, спустила ночную рубашку и вышла из нее.

Мгновение спустя она стояла прямо перед Колльером.

Колльер уставился на освещенную свечами плоть, блестевшую от пота.

"Нет..."

- Это просто... дом, вот и все, - проговорила она.

- Что?

Ее пальцы обхватили его голову и потянули вниз. Ее пальцы погладили пышные волосы на лобке, поглаживая клитор.

- Полижи ее, милый. Я хотела этого с того дня, как ты зарегистрировался.

Колльер не сопротивлялся. Он позволил ей использовать свое лицо. 65-летняя ложбинка могла принадлежать 45-летней; по ней побежал запах мускуса, как только его язык добрался до нее. Казалось, что сверхчувствительность активизировала его нервы. Колльер вслепую слизывал ее мускус, ее розовое тепло с горячей плоти.

- О, это просто восхитительно - видите ли, мистер Колльер, я уже давно хотела быть с вами, понимаете?

Колльер не слушал. Он лизал, проводя кончиком языка вверх-вниз по налитому клитору, а его руки