Охота на электроовец. Большая книга искусственного интеллекта - Сергей Сергеевич Марков
Публикация в Time была не первым сенсационным сообщением о создании рукотворного мозга. Заголовок статьи в газете Daily Herald от 13 декабря 1948 г. прямо, без обиняков сообщал читателям: «Щёлкающий мозг умнее человеческого!» [The Clicking Brain Is Cleverer Than Man’s][1202]. Щелчки от переключения шаговых искателей гомеостата произвели на журналиста неизгладимое впечатление. «Щелчки — это „мысли“ <…>, — написал он. — Машина всё время думает о своей задаче и поправляет себя».
По мнению журналиста, машина была «всегда права» [always right] и «эгоистична» [it’s selfish]. Не обошлось и без предсказания техноапокалипсиса: «Однажды она [машина] может решить, что человеческий обслуживающий персонал ей больше не нужен». Довершал мрачную картину заголовок следующей статьи, размещённой чуть ниже: «Проблемы, ещё больше проблем» [Trouble, More Trouble]. Вообще, вся полоса Daily Herald производила впечатление, что наш мир уже получил фатальную пробоину и скоро пойдёт на дно подобно «Титанику».
В научной среде появление гомеостата было воспринято более спокойно. Весной 1952 г. Эшби пригласили на очередную конференцию Мейси, где предложили выступить с докладом о полученных научных результатах. Среди слушателей были помимо прочих Уоррен Мак-Каллок, Уолтер Питтс, Маргарет Мид, Джулиан Бигелоу, Джерри Визнер и Артуро Розенблют. Самого Винера, правда, на конференции не было. Выступление Эшби о гомеостате было включено в программу между докладом об эмоциях в контуре обратной связи и докладом об обучении осьминогов. Эшби привёз гомеостат с собой, чтобы продемонстрировать участникам конференции его возможности.
Выступление Эшби привело к серьёзной полемике, поскольку метод случайного поиска, положенный в основу системы, вызвал у многих участников вопросы. Мак-Каллок, Питтс и Бигелоу не были готовы признать, что такой неэффективный метод оптимизации можно было применять в системе, моделирующей работу мозга. Гомеостат «ощупывал» пространство параметров подобно слепому котёнку. Если бы в этом «механическом мозге» было не четыре нейрона, а гораздо больше, он вряд ли мог бы достигать стабильного состояния за разумное время[1203], [1204]. Впрочем, на деле гомеостат был всё-таки несколько сложнее, чем машина для демонстрации метода проб и ошибок. Рекуррентный характер связей в нём, а также гидродинамические эффекты, возникающие при движении пластинок в лотках с водой, и наличие толерантности (невосприимчивости) к определённым отклонениям от точки равновесия делали его поведение не совсем очевидным. В общем, Эшби прекрасно справился с задачей создания классического «чёрного ящика», способного решать некоторый класс задач на основе отрицательной обратной связи. В будущем учёные не раз предпринимали попытки создания более сложных вариантов гомеостата. А идея использования потенциометров в качестве модели синаптической связи в нейронной сети, как мы увидим позже, оказалась весьма плодотворной и не раз была использована при создании более поздних нейросетевых систем.
Вклад Эшби в развитие того направления науки, которое мы называем сегодня искусственным интеллектом, оказался в первую очередь философским и методологическим. Помимо идеи единства адаптирующейся системы и внешней среды, Эшби подчёркивал, что к мозгу следует подходить не только как к мыслящей, но и как к действующей машине. За одно только это утверждение его можно считать одним из основателей современного агентного подхода в ИИ. Возможно, именно поэтому Эшби предпочёл действовать там, где другие стремились сперва в полной мере осмыслить существующие проблемы, прежде чем приступить к созданию моделей. Унаследовали деятельный подход Эшби и его ученики. Например, Стаффорд Бир стал пионером в области создания кибернетических систем для управления хозяйственными процессами. Под его руководством в Чили во времена Сальвадора Альенде была начата работа над первым в мире проектом централизованного компьютерного управления плановой экономикой — знаменитым проектом «Киберсин» (Cybersyn).
Хотя участники девятой конференции Мейси и критиковали гомеостат Эшби, они не могли не понимать, что наличие какой-никакой действующей системы было серьёзным шагом вперёд. Полемика на конференции показала, что научное сообщество занято активным поиском механизмов, которые могли бы обеспечивать самообучение в нейросетевых моделях. Кроме того, к 1952 г. гомеостат уже не был единственным устройством, претендующим на реализацию принципа самообучения.
Практически одновременно с Эшби работу над собственной реализацией самообучающейся системы вёл другой классик кибернетики — нейрофизиолог Грей Уолтер.
Ещё в юности Уолтер познакомился с работами Ивана Павлова и его учеников. Влияние взглядов Павлова ясно прослеживается в дальнейших исследованиях Уолтера. Кроме того, он посетил лабораторию Ханса Бергера и позже сконструировал собственные улучшенные версии электроэнцефалографа, благодаря которым получил ряд важных научных и медицинских результатов[1205]. Сочетание интересов к изучению поведения живых существ, к электрической активности мозга и к электротехнике было весьма удачным для того, чтобы внести своё имя в список первопроходцев новой междисциплинарной области исследований.
Весной 1948 г. Уолтер начал работу над конструкцией «кибернетической черепахи». Первые экземпляры, получившие имена Элмер и Элси, были завершены к Рождеству 1949 г. Эти имена Грей составил из акронимов: ELectro MEchanical Robots, Light Sensitive with Internal and External stability [чувствительные к свету электромеханические роботы с внешней и внутренней стабильностью]. Уолтер считал Элмера и Элси представителями нового вида — Machina speculatrix [механизм изучающий]. По аналогии со своими машинами Уолтер присвоил «мыши» Шеннона видовое обозначение Machina labyrinthia, а гомеостату Эшби — Machina sopora [механизм спящий], подчёркивая постоянное стремление гомеостата к покою.
Каждая черепашка Уолтера двигалась на трёх колёсах, приводимых в движение двумя электромоторами, один из которых отвечал за передвижение, а второй — за рулевое управление. «Мозг» машины состоял из двух электронных ламп, которые, по словам Уолтера, служили эквивалентами двух нейронов. Машины были оснащены фотоэлементами, выполнявшими роль источника обратной связи. Обнаружив свет, черепашка двигалась к его источнику, но при превышении определённой яркости отходила назад. Также черепашки были снабжены ходовыми огнями. Изначально они были предназначены для того, чтобы сообщать наблюдателям о процессах, происходящих в «электронном мозге» машины. Но быстро выяснилось, что наличие собственного источника света порождало довольно интересные последствия. Если черепашка замечала себя в зеркале, то она начинала приближаться к изображению, но когда свет становился слишком ярким, то она начинала отходить. Если две черепашки находились в одной комнате и видели огни друг друга, то они тоже сначала начинали сближаться, но, как только оказывались слишком близко, отворачивали и расходились. Уолтер, любивший биологические аналогии, назвал это брачным танцем.
Если черепашка сталкивалась с препятствием, срабатывал датчик нажатия, который заставлял машину изменить направление движения. Когда заряд аккумулятора черепашки подходил к концу, она самостоятельно отправлялась на подзарядку. В общем, её поведение выдавало в
