Летний сад - Полина Саймонс
Отчасти трудности создавало то, что солдаты специальных оперативных групп выполняли секретные миссии, у них не было личных жетонов, нашивок или погон, ничего такого, что позволило бы идентифицировать личность; они сражались и погибали в полной анонимности. Но Энтони не был на секретном задании. Он был в официальном увольнении. А теперь отсутствовал.
Александр сидел на полу гостиной, вытянув ноги. Джейни устроилась на его колене. Гарри сидел по одну сторону от него, Паша – по другую. Татьяна лежала позади них на диване, на боку, ее рука легонько поглаживала голову и шею Александра, пока все они смотрели «Миссия невыполнима». Восхищенные дети не сводили глаз с экрана, пока не начался перерыв на рекламу, и тогда Джейни встала на голову, Паша закинул одну ногу Александра на другую и постукивал молоточком по колену, чтобы увидеть, подпрыгнет ли нога. А Гарри залез на спину отца, закрыл ему лицо ладонями и спросил, поможет ли ему папа соорудить таймер для надувной водяной бомбы.
– Сделать таймер? – переспросил Александр. – Ты имел в виду – приспособить таймер?
– Нет, пап, я сначала хочу сделать особый таймер, а уж потом его приладить.
– Пап, посмотри, я стою на голове! Меня мамуля научила! Как у меня получается?
– Пап, ты что-то чувствуешь в колене?
– Да, Паша, я чувствую металлический молоток.
Александр откинул голову назад. Татьяна смотрела на него. Она наклонилась и поцеловала его в лоб.
– Почему в лоб? Это что, Олений остров?
Реклама закончилась – и тут зазвонил телефон. В две секунды, стряхнув детей, Александр был в коридоре, ответил, тихо заговорил, очень тихо, забыв обо всем.
– Не понимаю, – сказала Татьяна Александру позже тем вечером. – Почему ты разговаривал с директором военной разведки? Что он может знать об Энтони?
– Я просто проверяю все возможности. Делаю все, что могу.
– Это хорошо, но зачем ты звонил командиру военной базы в Аризоне? С чего бы этот милый человек, который тридцать лет не покидал свою базу, мог узнать что-то об Энтони в Плейку?
– Я просто проверяю все возможности, Таня, – повторил Александр, поворачиваясь к ней спиной.
И Татьяна тоже повернулась спиной к нему, спиной к той крепости, которую они возвели вокруг себя, крепости, что была обнесена широким рвом, и ворота которой были заперты, и никто не мог туда войти, кроме них. Там было все, что держало их вместе, – никто не знал их историй, только они их знали, да еще Энтони, мальчик, который жил с ними на Оленьем острове, который пережил сиротство ради Берлина… Их следующие дети, их более поздние друзья – никто ничего не знал. Их истории провалились в глубокие, заросшие лесом овраги прошлого.
Шли недели.
– Пожалуйста… давай просто подождем, – твердила Татьяна пустые слова своему все более подавленному мужу.
Она сидела рядом с ним каждый лихорадочный вечер, никогда не зная покоя – ни когда готовила еду, или читала детям, или когда лежала в постели рядом с ним. Какая-то часть ее постоянно была в движении, изо всех сил поддерживая чувство собственного достоинства.
– Давай просто… мы же ничего не знаем. Давай просто ждать, пока они не найдут его.
– Найдут где?
Александр сидел на террасе, курил. Он не метался.
– Давай просто увидим, ладно? – сказала она, шагая взад-вперед перед ним.
– Ты говоришь «увидим», как будто найдут хоть что-то от него? Давай увидим, наступил ли он на мину, или в него угодила граната? – Александр говорил громко. – Или он угодил в ловушку, когда возвращался в Контум? Ну, я не стану этого ждать! А ты этого ждешь?
– Перестань, – прошептала Татьяна. У нее дрожал голос. – Я просто говорю тебе, чтобы ты не терял веры, солдат. Немножко веры, вот и все. – Татьяна нервно сжимала руки перед собой.
Александр помолчал.
– Как мне вернуть веру, – прошептал он наконец, – если, похоже, для веры так мало причин?
Татьяна зарыдала бы, видя его в таком отчаянии, нуждающимся в утешении. Лишь одно удерживало ее от того, чтобы рассыпаться прямо на месте, превратиться в пепел.
– Пожалуйста, – неубедительным тоном шептала Татьяна, – может, они правы, может, он в незаконной отлучке…
– Да, будем на это надеяться. Незаконная отлучка. А может, он подсел на наркотики. Может, его призрачная подружка заполнила его голову, и теперь он с ней в Уральских горах.
– Я бы предпочла отлучку смерти!
– Если он просто загулял, его отправят под трибунал, – сказал Александр. – Прошло тридцать дней, теперь нет разницы между самоволкой и дезертирством. Ты действительно хочешь, чтобы Энта отдали под трибунал за дезертирство в военное время?
И тут ее слезы прорвались наружу. Никакого утешения для Александра. Он вскочил и ушел в дом. Татьяна осталась одна на террасе.
Прошло тридцать дней.
Их жизнь остановилась.
Они сидели и наблюдали за Пашей, Гарри и Джейн, которые были детьми и ничем не могли помочь. Родители сидели с застывшими улыбками на лицах, пока младшие плескались в бассейне, или гонялись друг за другом, или смотрели «Миссия невыполнима». Дети делали все, что могли, чтобы поддержать мать и отца. Паше никогда не надоедало читать и разговаривать о прочитанном. Джейн постоянно пекла вместе с Татьяной, готовила меренги и слоеные пирожки, которые, как она знала, любил отец. Гарри постоянно казалось, что он должен стараться больше всех, потому что он – третий сын. (Гордон Паша – философ, не воин – объяснял младшему брату, с которым они были неразлучны: «Энтони, конечно, первый, но это я был самым желанным. Мама с папой пятнадцать лет ждали меня. А ты, Гарри-бой, ты появился очень скоро. И вообще тебе полагалось быть Джейн».) Поэтому Гарри старался. Он делал все, что, как он думал, может доставить больше удовольствия его неулыбчивому, но обожаемому отцу. Из чего угодно: из дерева, камня, кусков льда, веток, кактусов и железа – Гарри изготовлял оружие, вырезая, сгибая, вытачивая. Он сделал пистолет из мыла, делал ножи из палок, танк из папье-маше. Десятки его отличных ледяных гранат лежали во всех трех морозильниках. Как-то вечером родители обнаружили его перед гардеробом Александра
