Свет твоей улыбки - Алисандра Ким
За спиной хлопок двери слышу. Мы отрезаны от мира. Мы одни. Сама руками его рубашку из брюк выдергиваю. Спотыкаюсь. Удерживает. Туфли откидываю прочь. Колени дрожат. Не надежно на каблуках стоять.
В полумраке комнаты отталкиваю его. На миг отстраняюсь. Остановиться надо. Зачем так продолжать. Иван, наоборот, действует. Крепче прижимает. Целует. Глубоко. Удерживая голову ладонями. Волосы мои ерошит. Щекой о щеку трется. Эта его привычка с ума сводит. Он нежности хочет среди тайн и грязи. И привел сюда ради расплаты.
— Готова? — выжидающе в глаза смотрит. И столько в них сейчас эмоций считываю. Страх. Страсть. Боль. Рубит и вымораживает его близкая отстраненность.
— К чему? — Вопрос на губах остывает. Задыхаясь, ощущаю еще одни руки. И дыхание. Кто-то другой целует мое обнаженное плечо. Обернуться пытаюсь. Сабуров не позволяет.
— На меня смотри. Продажная женщина. — он произносит это ласково. Словно журит ребенка. В это время по аромату парфюма понимаю это Зукаев. И это его жаждущие ладони гладят мой живот. Одна поднимается и обхватывает полушарие груди. Другая, поднимает подол платья.
— Я так не хочу. — между ними бессильно толкаюсь. Как бабочка в паутине. Безуспешно. Не отпускают. Давят. Сжигают. Растворяют. Снова повернуть голову пытаюсь. В глаза Игоря заглянуть. Там в зале, он знал, что нас ждет? Это было задумано? Или они импровизируют? Какой реакции Иван от меня ждет?
Зукаев ласкает меня уверенно. Рука сползает ниже. Как раз где увлажнились мои трусики. Тихо смеется. Давит сильнее. Под ластовицу трусиков легко проникает. Бьет меня дрожь, как в лихорадке. Возбуждение и алкоголь лишают способности сопротивляться.
— Ты потекла моя красавица.
Цепляюсь за рубашку Сабурова. В глаза его смотрю. Темно. И он словно маску натянул. Глаза стеклянные. Он хочет убедиться. В том что я говорила. Мне все равно, с кем спать. Что ж.
Больно. От его близости. От того как целует. И позволяет другому меня касаться. Слышу, как сердце его грохочет. Дыхание срывается. Может им привычно партнерами обмениваться? И я не все знаю о жизни мужчины, в которого влюбилась. Мужчины, который заставил ему поверить.
А кровь моя кипит. Зукаев нежен и осторожен. Он словно понимает, зачем здесь сейчас. Некий буфер, между нами. Лучше Игорь, чем кто-то со стороны.
— Вань, ты правда хочешь вот так? — глотаю воздух. Губу закусываю. Слова с трудом наружу выходят.
— Да. Было у тебя с двумя одновременно? — Иван спрашивает. Языком по подбородку проходиться, по шее. В выемке замирает. Зубами прикусывает. — запахи, звуки. Двойная сила вторжения. Это новый уровень. Новый опыт. Хочешь, чтобы я сзади тебя брал? Или в рот поглубже? Расскажешь о своих фантазиях? Или правдивых подробностях?
— Мы будем очень бережно с тобой обращаться. — голос Игоря над ухом мне нравится. Его тембр с гулом в ушах сливается. Сабуров прав. Он сейчас грань проводит. Между возможным. И упущенным. Я свой шанс упустила. Пусть я буду шлюхой. Так проще. Отцепляю взгляд от Вани. С трудом. Поворачиваю голову. И целую Зукаева. Изгибаюсь. В какой-то миг Игорь меня к себе разворачивает. И крепче к паху прижимает. Сабуров теперь сзади. Слышу его рычание. Как скала леденеет. Руками меня за талию на себя дергает.
23
— Разошлись на хрен!
— Ошалел Ванек! — Зукаев взъерошен и дико возбужден. — я предупреждал, что не играю по твоим правилам!
— Она моя. Игра окончена. Катись, Игорь.
— Да блять! — Зукаев матерится, рубашку в брюки заправляет. — Заебали вы оба!
Сабуров меня лицом к себе в грудь утыкает. Словно прячет. И гладит по голове. Слышу, как топочет возмущенный мужчина. Но мне улыбаться хочется. Он не смог меня другому отдать. Неправильно разыграл партию. Мальчик мой любимый.
— Довольна? Юль. Даже не глядя на тебя, вижу, как лыбишься.
— Думала, не остановишь.
— Понял. Что пошла бы до конца. Разложили бы тебя здесь вдвоем.
— Эротично.
— Ко мне поедешь.
— Нет. Ты только что цирк устроил. И сам сказал, на что я способна. Хватит меня за собой таскать. Где ты был все эти дни? У тебя есть родные люди. Есть семья. Будь с ними.
В какой-то момент на крик срываюсь. К черту эти маски и притворство. Мы все знаем друг о друге.
— Ты приручаешь меня. Шаг за шагом. Это не любовь. Ваня! Это зависимость. Скручиваешь мне руки. Я подыхаю. Не видишь? Ты меня убиваешь своей любовью.
Он молча руки мои за спину заводит. Лицо поднимает, чтоб в глаза заглянуть.
— Полюби меня. Поверь мне. Юля. И все измениться.
— Дурак. Я уже влюбилась. Понимаешь.
— Только смириться с этим не можешь.
Он практически несет меня к машине через черный ход. Я не хочу. Не могу. если он умрет, умру и я. в этот раз точно. Бежать от него. А не могу. притягивает. Как земная сила притяжения.
— Вань. Ты самолет. А я самокат. Понимаешь?
— Слышал уже об этом. Так вот. Собираюсь взять самокат в небо.
— Твои другие самолеты не поймут
— А мне плевать.
— Куда мы едем? Ваня. — в машине он ласкает мою шею поцелуями. Я сама расстегиваю его рубашку. Так, чтобы ладошкой живота коснуться.
— Пора открыть некоторые карты. Да, Юленька?
— Сомневаюсь, что это можно назвать игрой.
— Именно ты, родная, пытаешься убедить меня в этом.
Он туманит мой разум. Заставляет дышать в такт его вздохам. Горло перехватывает от спазмов удовольствия. Парковка жилого комплекса. Просторный бесшумный лифт. Я иду за Иваном. Иногда закрываю глаза.
— Смотри, как легко, просто следовать за мной. Двигаться в унисон. Юля. Моя Юлька!
Свет включается, как только мы переступаем порог. Но Сабуров рычит: Выключи. Снова тьма накрывает нас своим покровом. Не чувствую запахи. Не вижу ничего. Лишь он. Рвет на мне платье.
— Оно тебе больше не понадобится!
Нет границ. К стене припечатывает. Голову руками держит. Целует. Губы уже болят. Но в живот заостряется пружина. Тороплюсь. Его ремень расстегиваю. Скидывает что-то. Грохот. Я хихикаю ему в рот. Он снова рычит. Укладывает меня на холодную поверхность. Стол? Чуть не падает, о брюки свои же спотыкаясь. Ноги мои себе на плечи закидывает. И резко входит.
— Да! Это и есть мой мир! ты мой мир! Юленька моя!
Эта жажда обоюдного безумия. Полное обнажение. Откровение. Он трахает так яростно, что ножки стола ходуном ходят. Оргазм накрывает горячим шквалом. Кричу. Теперь нет препятствий для громких звуков. Иван материться. Шлепки