Развод и три желания - Руфина Брис
Перед глазами сгущается туман. Так вот, чей контакт с инициалами «К.С» … Понятно.
- Догнал её. Они поговорили пару минут, а потом твой эту сучку под локоток зацепил, и обратно к машине привёл. Дверь перед ней открыл ещё, гад.
- И?
- Она села, а потом они уехали вместе.
Мне кажется, у меня на секунду помутилось сознание.
— Это правда, Кать? Ты не прикалываешься надо мной? – шепчу еле слышно.
- Насть… Ну, не расстраивайся. Зря я рассказала, да? Зря? Прости, подружка. Но я подумала, что лучше, если ты будешь знать… Хочешь, приезжай ко мне. У меня есть бутылка неплохого французского вина. Выпьем, поговорим, успокоишься немного…
- Нет… Спасибо, Кать.
Отключаюсь онемевшими пальцами, роняю смартфон, неловко наклоняюсь, чтобы достать его, и утыкаюсь носом в чехол пассажирского сиденья. От него пахнет чужими духами, горьковато-сладкими… Ромашка, луговые травы и ещё что-то невыносимое, душное. Я бы такие себе ни при каких обстоятельствах не купила!
Захныкав от приступа болезненного отчаяния, судорожно начинаю обыскивать салон. Мне срочно нужны доказательства. Женские трусики, следы косметики, презерватив… Хоть что-нибудь!
В бардачке только сервисная книжка, пара просроченных страховок и новый яблочный ароматизатор в прозрачном блистере. В органайзере между сиденьями – несколько монеток, жвачка, начатая упаковка влажных салфеток и пара затёртых чеков из автосервиса. Подстаканник пуст. По очереди открываю козырьки – в их отделениях нет ничего.
Сдвигаю пассажирское сиденье. Боже… Что это?
Трясущейся рукой приподнимаю коврик, стряхивая засохший листик. Осторожно достаю сложенную вчетверо бумажку.
Раскрыв, промаргиваюсь от навернувшихся слёз. Это обычная страничка из блокнота со списком продуктов. Почерк не Егора, у него резкий и размашистый. А этот - женский, округлый, изящный и правильный, с завитушками, буковка к буковке. Рис, яйца, фасоль, авокадо, чеснок…
В голове шумит. Зажмуриваюсь и опускаюсь лбом на руль. Ну, всё. Больше нет сомнений: то, что рассказала Катя – это правда.
Глава 6
Сжимаю бумажку в кулаке.
Внутри бушует отчаяние. У меня в руке доказательство присутствия другой женщины в мире мужа. Доказательство его параллельной жизни, его обмана…
Всё рушится прямо сейчас: моё доверие Егору, уверенность в себе, вера в наш брак и любые семейные ценности. Как он мог? Как мог так спокойно смотреть мне в глаза и лгать? Как мог целовать меня утром, зная, что вечером будет с другой?
Солёные, горячие слёзы текут по щекам. И невозможно сдержать их больше.
Я выхожу из машины и отправляюсь домой. Холодный ветер усилился и бьёт мне в лицо, но я не пытаюсь укрыться.
В квартире тихо. Только монотонно бормочет телевизор.
Вхожу в комнату., собираясь с мыслями, с чего начать трудный разговор. А Егор спит! Уснул одетым на диване, где мы только час назад обнимали друг друга. Уткнувшись носом в маленькую декоративную подушку, сладко сопит. Такой спокойный, будто мир вокруг не рушится…
Как же так?! Я схожу с ума от боли и ревности, а он совершенно не чувствует за собой вины?!
Горечь переполняет изнутри едкой, кислотной волной.
Обида жжёт в груди. Она настолько глубокая и сильная, что хочется орать и драться.
Я устала переживать и гадать, где правда, где ложь. Не собираюсь молчать и делать вид, что ничего не происходит. Пришло время спросить прямо.
Я сажусь на край дивана, тормошу его за плечо.
— Егор… Проснись.
Пробормотав что-то невнятное, он отворачивается к стенке. Я встряхиваю его сильнее.
— Проснись! Нам нужно поговорить.
Он открывает воспалённые глаза, растерянно моргает.
— Что случилось?
— Вставай. Мне есть что тебе сказать. Ты сейчас же собираешь вещи и сваливаешь отсюда.
Егор нехотя садится, протирает лицо ладонями.
— Что за истерика, Насть? Собака бешеная укусила? — Собака?! – захлёбываюсь воздухом от возмущения, - Может, тогда ты объяснишь мне, где был вчера вечером?
Он тяжело вздыхает:
— Я же говорил — на работе задержался.
— Серьёзно?
Бросаюсь в сторону шкафа, достаю с верхней полки большую спортивную сумку и со всей силы швыряю в Егора.
- Сдурела?!
— Рис! Яйца! Фасоль! Авокадо! - я методично выкидываю из шкафа в сторону ошарашенного мужа его одежду.
— Ты чего, Насть?
— Чеснок! А раньше говорил, что ненавидишь чеснок, - дрожащими пальцами выуживаю из кармана джинсов листок, исписанный чужим женским почерком. Скомкав, целюсь им предателю в лоб, - но твоя любовница, наверное, вкуснее меня готовит?
— Э, ты совсем уже?! – возмущается муж, - разве я давал тебе повод?! Ты мне не доверяешь мне, что ли?
— Именно. Потому что ты врёшь мне в глаза! Кто эта женщина? Ты встречаешься с ней за моей спиной! Это она записана у тебя, как «К.С», да? Ты удалил все сообщения с ней из чата, значит, тебе есть что скрывать.
Егор резко меняется в лице, встаёт, нависает надо мной тёмной скалой.
— Ты рылась в моих вещах… Из его глаз исчезло удивление. Теперь в них сверкают злые огоньки.
— Слушай, Настя… Ты вообще в себе? Лазила по моему телефону, рылась в машине!
— Что мне оставалось делать? Тебя видели с другой, на твоей одежде чужие женские волосы, тебя почти не бывает дома, ты же постоянно на работе…
— Вот именно! Я работаю для нас обоих! А ты вместо того, чтобы поддерживать меня — устраиваешь сцены ревности и следишь! Это ненормально!
Мои губы дрожат. Досадливо зарычав, топаю ногой.
— Ненормально? Ненормально то, что ты врёшь мне в лицо! Ты изменяешь мне.
Егор смотрит с упрёком, с неприязнью и почти презрением. И мне на мгновение становится стыдно.
В голосе мужа появляются металлические нотки:
— Не собираюсь оправдываться, поняла? Если ты считаешь меня предателем — пожалуйста. Это твои проблемы. Я горько усмехаюсь:
— Конечно… Ты даже сейчас не можешь сказать правду! Тебе проще обвинить меня в недоверии, чем признаться в очевидном.
Егор только закатывает глаза и, пнув сумку, которая предназначалась для его вещей, отправляется на кухню, щёлкает зажигалкой. Прикурив, раздражённо отбрасывает её и встаёт у окна ко мне спиной. А я смотрю на его напряжённые плечи, на агрессивно надувшуюся вену на шее, на свирепо раздувающиеся ноздри, когда он немного поворачивается, делая очередную затяжку, и чувствую себя брошенной и загнанной в угол. Даже несмотря на доказательства, Егор поступает и разговаривает так, как будто ни