Бывшие. Правило трёх «Н» (СИ) - Ви Чарли

Надо было работать. Соберись, Мамонтов. Я грубо провёл рукой по лицу, будто стирая её образ, и снова сел за стол. Блокнот лежал открытым. Её слова, записанные моим почерком, смотрели на меня с упрёком.

Матвей. Надо сосредоточиться на нём. На деле. А не на её глазах, которые до сих пор смотрели на меня осуждением.

К чёрту! Я с силой ткнул кнопку домофона. – Петров, ко мне! – бросил я в трубку, и мой голос прозвучал хриплее, чем я хотел.

Пока ждал опера, перечитал заметки. Всё слишком чисто. Слишком гладко для бытовухи или несчастного случая. Пахнет заказом. Но кто и за что мог заказать простого инженера-вахтовика? Ответ лежал там, на севере. В Нягани.

В дверь постучали, и вошёл молодой, щёголеватый капитан Петров. – Товарищ подполковник? – Капитан, – я отодвинул к нему блокнот. – Срочно. Пропал человек. Мамонтов Матвей Сергеевич. Инженер, вахта в Нягани. Исчез вчера утром из поезда № 094Н где-то между Няганью и Омском. Вещи на месте.

Петров взял блокнот, его лицо стало сосредоточенным. – Понял. Транспортные уже в курсе? – В курсе. Но работают по шаблону. Нам надо копнуть глубже. Первое: срочный запрос в Нягань. Вся информация по его работе. С кем контактировал, были ли конфликты, финансовые махинации на объекте. Второе: глубокая проверка по банкам. Все счета, переводы, кредиты. Третье: его девушка, Люда. Установить за ней негласное наблюдение. Проверить телефонные соединения, переписку.

Петров быстро конспектировал в свой планшет. – Будет сделано, товарищ подполковник. А сестра… – он осторожно поднял на меня взгляд. – Она дала согласие на доступ?

Сестра. Слово резануло. – Дала, – буркнул я. – Оформляй официальный запрос, я подпишу. И, Петров… – я посмотрел ему прямо в глаза. – Дело тонкое. Никакой лишней информации в отдел. Понятно?

– Так точно, – кивнул он, поняв намёк. Дело, связанное с начальником, всегда было минным полем.

Когда он вышел, я снова остался один. Я взял её заявление, которое она написала в участке. Её почерк. Немного изменился, стал более угловатым, нервным. Таким же, как она сама.

Мне следовало быть жёстче. Выпроводить её сразу. Взять заявление и сказать, что с ней свяжутся. Но нет. Я позволил ей прийти. Увидел её.

Я с силой отшвырнул папку с заявлением. Она упала на пол, и бумаги рассыпались. Чёрт! Я не для того пять лет строил карьеру и пытался забыть её, чтобы сейчас, из-за одного её появления, всё пошло под откос.

Надо ехать. Осмотреть вагон. Лично. Уйти в работу с головой. Единственное, что всегда меня спасало.

Я сорвал с вешалки китель и на ходу надел его. Выйдя из кабинета, я бросил секретарю: – Я на вокзале. На связи.

И широкими шагами пересёк коридор, будто убегая. Но не от дела. А от её призрака, который снова поселился в моей голове. И самое противное было то, что часть меня... была рада этому.

Я вырулил со служебной стоянки, резко включил дворники. Дождь хлестал по лобовому стеклу, превращая вечерний город в размытое пятно огней. В голове стучало: «Идиот. Самый настоящий идиот. Зачем её позвал?» Нужно было гнать прямиком на вокзал, осматривать вагон, опрашивать проводников. Вместо этого я ехал по этому чёртову маршруту, который знал наизусть, будто надеялся её увидеть.

И увидел. На остановке, вся сжавшаяся в комок, в лёгкой куртушке. Она стояла, нахохлившись, втянув голову в плечи, точно промокший воробей, который забыл, куда летел. Руки глубоко в карманах, взгляд устремлён в никуда. Какая-то беззащитная и… потерянная.

«Проезжай. Просто проезжай мимо, Мамонтов. У неё своя жизнь, у тебя своя. Она сама так захотела».

Но нога сама легла на тормоз. Автомобиль с глухим рокотом остановился рядом с остановкой. Она даже не посмотрела. Я опустил стекло. – Садись, – скомандовал я грубо.

Она медленно повернула голову. Потом покачала головой, отказываясь. «Ну и правильно, – подумал я. – Так и надо».

Но что-то внутри заставило добавить: – Поговорить надо. Насчёт брата.

Это сработало. Её глаза метнулись к машине, в них мелькнула искра интереса, смешанная с опаской. Она нехотя, будто каждое движение давалось с трудом, подошла к пассажирской двери и открыла её. Села на переднее сиденье.

– Что ты хотел? – прошептала она, вытирая лицо.

Я смотрел прямо перед собой, на размытую дорогу. Идея, которая сформировалась в голове за последние минуты, внезапно вырвалась наружу, прежде чем я успел её обдумать. – Со мной поедешь?

Она резко повернулась ко мне, глаза расширились от непонимания. – Куда?

– До Нягани. Обстановку на месте посмотреть.

«Ты совсем охренел, Мамонтов? – завопил внутренний голос. – Можно было Петрова отправить, можно самому слетать на сутки. Зачем тащить её? Она же только мешать будет!»

Но мысль провести с ней эти сутки в замкнутом пространстве купе, за пределами города, за пределами нашего общего прошлого, была навязчивой и чертовски приятной. Я сам себе не принадлежал в этот момент.

Она молчала. Смотрела в своё окно. Я ждал, сжимая руль. Ждал её отказа. Надеялся на него.

– Мне… маме сиделку надо нанять, – тихо сказала она.

– А что с мамой? – спросил я, и тут же пожалел.

Она вскинула на меня глаза. Впервые за весь вечер посмотрела прямо. И в её взгляде была такая бездонная усталость и боль, что меня будто током ударило. – Мама после инсульта. Парализована.

«Чёрт. Инсульт» . – Извини, не знал, – выдавил я. – Могу прислать кого-нибудь из своих. Помочь. Если не против.

Она покачала головой, отвернулась. – Сама найду.

И тут же достала телефон, начала лихорадочно листать контакты.

Я просто завёл машину и тронулся с места, давая ей время дозвониться.

Глава 6

Ну же, возьми трубку, ну пожалуйста… – эта мысль стучала в висках в такт дворникам, которые безнадёжно пытались справиться с ливнем.

Каждый гудок в трубке отдавался в ухе пульсирующей пустотой, созвучной той, что зияла внутри меня. Палец сам тыкал в кнопку повторного набора снова и снова, будто механический. Лихорадочный поток мыслей кружился в голове, не находя выхода.

Поехать. Я должна поехать. Это мой единственный шанс не сойти с ума здесь, в четырёх стенах, между срочным отчётом в банке и очередным лекарством для мамы.

Сидеть и ждать его милостивых звонков?

Выслушивать сухие сводки: «Ищем, ничего нового»?

Нет. Я должна быть там. Я должна сама увидеть и узнать что случилось. Иначе я просто сойду с ума.

Но мама… Боже, мама. Оставить её одну? И Катю? Сердце сжалось от холодного ужаса. А его «помощь»… Прислать кого-то из своих? Нет. Ни за что. Это будет его глазами и ушами в моём доме. Он всё узнает. Всё. Про Катю. И тогда… Я представила его холодный, изучающий взгляд на моей дочери, и меня затрясло так, что я еле удержала телефон.

Отчаяние накатывало новой волной. Гудки всё длились. Наверное, уже поздно, она спит. Откажется. И это будет знаком. Знаком, что нужно остаться, быть благоразумной.

– Алло? Лера? Что-то случилось? – голос сиделки прозвучал хрипло и сонно с раздражением.

– Марья Ивановна, простите ради Бога! – я начала тараторить, боясь, что она перебьёт и бросит трубку. – У меня чрезвычайная ситуация, брат пропал! Мне срочно надо уехать. Всего на несколько дней. Умоляю, не могли бы вы побыть с мамой? Круглосуточно? Я понимаю, что это сложно…но мне больше некого попросить. А решать надо срочно.

Тяжёлая, недовольная пауза повисла в воздухе. Я слышала её сопение в трубке. – Лерочка, ну сама подумай, время-то уже вечернее. Да и график у меня расписан. Не могу я так вот с бухты-барахты…

Всё. Конец. Откажет. Сто процентов откажет. Но какая-то сила, последний инстинкт самосохранения, заставила выдохнуть: – Я заплачу двойную ставку! За все дни! Сразу, как вернусь!

Что я говорю? В голове молнией пронёсся холодный расчёт. Двойная ставка… Это была сумма, которую я откладывала полгода на новую зимнюю куртку Кате. А ещё билеты… Билеты до Нягани! Я слышала, что это очень дорого. У меня на карте лежало пять тысяч рублей. На жизнь, на садик, на лекарства. Больше ничего.