Бывшие. Без права выбора (СИ) - Герц Мия

И это ранило больше всего. Не её наглая самоуверенность, а его молчаливое одобрение. Его холодная, расчётливая жестокость, которая была направлена не на бизнес, а на остатки моих к нему чувств, которые я так отчаянно пыталась похоронить все эти годы.

Когда финальные отчёты были отправлены на его почту, в кабинете уже никого не было. Я сидела в полной тишине и, наконец, позволила себе выдохнуть. Внутри была выжженная пустыня. Но я выстояла. Не сломалась. Не показала им своих истинных чувств.

Собрав вещи, я вышла из кабинета. В приёмной, за своим идеальным столом сидела его секретарь. Она не смотрела в монитор, а внимательно, почти пристально разглядывала меня. И, что странно, в её глазах не было прежней холодной отстранённости.

– Задерживаешься, – вдруг произнесла она.

– Нужно было доделать отчёт, иначе я погрязну в цифрах, – устало ответила я, не желая новой конфронтации.

Мы смотрели друг на друга несколько долгих секунд. Она видела, как я бегала по его поручениям, как возвращалась из архива, и как Евгения входила и выходила из кабинета с видом хозяйки.

Она вдруг вздохнула, отложив ручку.

– Дитя, – тихо сказала она, и это слово прозвучало не снисходительно, а с какой-то горькой материнской нежностью. – Я работаю на Смирнова с тех пор, как он стал его главой. Видела многих девушек, желающих любым путём оказаться в его постели. Но ты другая... – она запнулась, подбирая слова. – И такого личного интереса с его стороны я ещё не встречала. При этом он даёт тебе бредовые, выматывающие поручения одно за другим.

Она посмотрела на меня прямо, и в её взгляде читалась не просто жалость, а понимание.

– Чем ты перед ним так провинилась?

Восьмая глава

От её вопроса в горле встал ком. Сотня ответов пронеслась в голове, обжигая изнутри. Но я медленно покачала головой, собирая в кулак последние капли своего достоинства.

– У каждого свои скелеты в шкафу. Мои останутся при мне.

Ещё один вздох, более глубокий.

– Ну, если захочешь поделиться, ты знаешь, где меня найти, – тихо сказала она.

Эти слова никак не могли решить моих проблем, но я благодарна кивнула ей, и, спускаясь в лифте, я чувствовала себя не такой одинокой. В этой стеклянной громаде появился крошечный огонёк. Человек, которому не всё равно.

Дорога домой пролетела в попытках стряхнуть с себя липкую паутину этого дня. Образы Евгении, прикоснувшейся к нему, и его холодного, изучающего взгляда преследовали меня. Я включала музыку громче, стараясь заглушить их, но они въелись под кожу.

Дверь открыла тётя Марина. Её обычная приветливая улыбка была сегодня сдержанной, а в глазах виднелась лёгкая тень беспокойства.

– Сонь, ты как? – спросила она, забирая мою сумку.

– Живая, – выдохнула я, скидывая туфли. – А вы тут как?

– Да я-то ничего... – она замялась, понизив голос. – А вот Ликуша сегодня что-то от ужина она отказалась. Я температуру померила, она в норме. В саду тоже всё хорошо было, но что-то мне неспокойно.

– Где она? – сердце сжалось от волнения.

– В комнате, рисует.

Я зашла в комнату. Лика сидела на ковре, разложив фломастеры. Увидев меня, её лицо озарилось сияющей, беззаботной улыбкой, и все мои тревоги будто ветром сдуло.

– Мамуля!

Она вскочила и помчалась ко мне, запрыгнула на руки и засмеялась звонким, заразительным смехом, который был моим личным антидотом от всего зла в этом мире.

– Тётя Марина говорит, ты сегодня не стала ужинать, – прижала я её к себе, вдыхая родной запах.

– Я соскучилась, – заявила она, целуя меня в щёку. – И хотела поужинать с тобой. Смотри, как я умею прыгать!

Она спрыгнула и принялась скакать по комнате, изображая кенгурёнка, без тени какой-либо апатии. Мы сели ужинать, и Лика, вопреки опасениям тёти Марины, съела всю порцию и упросила дать ей добавки. Потом мы все вместе играли, а её смех звенел по всей квартире. Никакого намёка на вялость. Только к девяти вечера она начала тереть глазки и зевать.

– Всё хорошо, зря ты волновалась, – сказала я тёте Марине, укладывая дочь в кровать.

– Наверное, ты права, но не сказать я не могла, – кивнула она.

Я поблагодарила её за помощь, и она пошла к себе.

Я уже собиралась идти в душ, когда зазвонил телефон. Незнакомый номер. Сердце упало и подпрыгнуло одновременно.

– Алло? – выдохнула я в трубку.

– Сонюшка, это я, – голос мамы звучал устало, но спокойно. – Я на минутку, просто сказать, что мы добрались. Всё хорошо. Папу уже забрали на первое обследование.

От этих слов по телу разлилась такая волна облегчения, что я на мгновение закрыла глаза, прислонившись лбом к косяку двери.

– Слава богу, мам. Держись. Целую вас обоих. Звони, как будут новости.

– Хорошо, дочка. Не волнуйся.

Она отключилась, а я стояла в тишине коридора, слушая, как в спальне ровно дышит спящая Лика, и чувствовала странную, двойную жизнь своего сердца. Одна его половина была там, в Германии, с отцом, в страхе и надежде. Другая здесь, с дочерью, в тревоге и безграничной любви. А между ними я. С тонкой, как паутина, стеной, отделяющей одно от другого, и с тяжёлым, холодным камнем на душе по имени Максим.

Следующие несколько дней выдались на удивление почти спокойными. Если, конечно, можно назвать спокойствием ежедневные пробежки по лезвию бритвы. Максим не прекращал свои испытания, но я научилась абстрагироваться от происходящего, а его секретарша, Светлана Игоревна, постепенно превращалась в молчаливого союзника.

Сегодня утром, едва переступив порог офиса, я почувствовала смену атмосферы. Светлана Игоревна, не отрываясь от монитора, произнесла:

– Он ждёт. Начинается финальная подготовка к совещанию по «Штраусс-групп».

Сердце провалилось в пустоту. Значит, сегодня.

Это название, которое я слышала в бесконечных разговорах в коридорах. Ключевой немецкий партнёр, переговоры с которым велись месяцами. Партнёрство с ними означало бы многомиллионные вливания в программы фонда.

Когда я вошла, он стоял у панорамного окна, спиной ко мне. В его позе читалась не просто собранность, а та абсолютная, непробиваемая холодная уверенность, которая заставляла подчинённых вытягиваться в струнку.

– Соня, – он не обернулся, его голос был ровным и бесстрастным. – Отложи все дела. Мне нужен финальный пакет документов для «Штраусс-групп».

Он, наконец, повернулся, и его тяжёлый и пронизывающий взгляд скользнул по мне, выискивая малейшие признаки слабости.

– Необходимо подготовить отчёт по программе «Дети-бабочки» за последний квартал. Его нужно адаптировать под международные стандарты и проверить каждую цифру. Файлы и методички уже на почте.

Внутри всё сжалось в ледяной ком. Международные стандарты? Да, моё экономическое образование давало мне базовое понимание. Но это была принципиально другая вселенная, в которой я чувствовала себя абсолютно слепым котёнком.

Однако увидев его лицо, не выражающее ничего, кроме холодной решимости, я поняла: отказ или неудача не являются вариантом. Гордость, страх, всё это было роскошью, которую я не могла себе позволить.

– Хорошо, – коротко ответила я, чувствуя, как подкашиваются ноги.

– И помни, у нас нет права на ошибку, – он также коротко кивнул, а затем снова повернулся к окну, демонстративно прекратив разговор.

Три часа превратились в кошмар наяву. Цифры плыли перед глазами, а в ушах стучало: «Нет права на ошибку». Именно от этого стука я чуть не пропустила входящее письмо от Евгении Петровой. Тема: «По проекту «Штраусс»».

Тело пустое, только прикреплённый файл с названием «Уточненные_данные_к_отчету.xlsx». Почему она присылает это мне? Рука сама потянулась открыть вложение, но я одёрнула себя. Сначала разберусь с тем, что мне дал Макс. А её «уточнения», я уверена, могут и подождать.

А в следующее мгновение я нашла ошибку. Небольшая сумма, которая не сходилась в двух смежных отчётах. Я выделила её жёлтым маркером, решив уточнить позже.