Соленья и варенья от попаданки, или новая жизнь бабы Зины - Ри Даль

Райли кашлянул, добавляя:

— Хотя… нам уже стало известно, что рог Первого Дракона всё ещё в Торесфале. Он у Сынов Пламени, под контролем Великого Митроила.

Мы замолчали, и в шатре повисла тяжёлая тишина. Ксавир хмыкнул. Один из солдат у входа коротко рассмеялся, другой покачал головой, будто мы рассказали детскую сказку. Тарвин смотрел на нас со смесью жалости и презрения.

— Я слышал эту байку бесчисленное количество раз, — сказал он наконец, в голосе чувствовалась усталость, будто бы ему давно надоело повторять одно и то же. — Каждому торесфальцу затуманили разум этой чушью. Хотите узнать, как было на самом деле?

Я кивнула, не задумываясь. Райли тоже наклонил голову.

— Да, милорд, — сказал он. — Расскажите.

Тарвин откинулся на спинку стула, его пальцы постукивали по столу, будто он собирался с мыслями. Потом он кивнул Ксавиру, и тот шагнул к столу, положив перед лордом свёрнутый пергамент. Тарвин развернул его, и я увидела, что это была какой-то рукопись, испещрённой мелким, но чётким почерком.

— Это копия летописи, — сказал Тарвин. — Настоящая хранится в Ларемизе, столице Мирендаля, у пратария Эйдана Несгибаемого, сына Дарвена Несгибаемого. Слушайте внимательно.

Он начал говорить, и его слова падали, как камни в бездонную пропасть, разбивая всё, что я знала о мире, в котором оказалась.

— На самом деле драконы никогда не жили на территориях Мирендаля и Торесфаля, — начал он. — Драконы прибыли из Дальних Земель, из Моркендаля, и захватили власть. Основателем Империи стал род Влассфор, и они брали себе в жёны простых женщин насильно, потому что у драконов не было своих женщин. Долгое время люди, коренные жители этих земель, существовали в бесправии. Пока не появился Дарвен Несгибаемый, сильный лидер повстанцев.

Я слушала, затаив дыхание, чувствуя, как рушится всё, во что я верила. Тарвин продолжал, его голос был ровным, но в нём чувствовалась сдерживаемая ярость:

— Государственный переворот случился, и артефакт, рог Первого Дракона, действительно был захвачен. Но между предводителями драконов и людей постепенно возник мир. Фактически государство стало содружеством двух стран. На престоле в Торесфале продолжали править драконы, но уже другой династии — Блоффор. Блоффоры хотели оставить Мирендаль отдельным государством, но Сыны Пламени мечтали возродить Империю.

Он сделал паузу, его глаза впились в нас, будто проверяя, слушаем ли мы. Я кивнула, не в силах отвести взгляд. Райли сидел неподвижно.

— У последнего Блоффора родилась только девочка, дочь Вайдерия, — продолжил Тарвин. — Её выдали замуж за Годфера Влассфора. У них родился сын, Ронар, сильнейший дракон. И в ночь его рождения Сыны Пламени организовали покушение. Мальчика и Вайдерию убили. Годферу сказали, что это дело рук повстанцев. Он женился на Дардэлле. Однако их сын, Тирам, не унаследовал достаточно драконьей крови. Он не умеет перевоплощаться в дракона.

Я почувствовала, как холод пробирает меня до костей. Всё сходилось. Всё, что я знала о Тираме, о его холодности, его жестокости, теперь обретало смысл. Рассказ лорда Тарвина полностью совпадал с тем, что нам поведала Эллая. Тирам был лишь марионеткой в руках Дардэллы и Митроила. А мы… Мы были их инструментами.

— С тех пор появились торгаллы, — продолжал Тарвин. — Предположительно, для того, чтобы убедить Годфера объявить войну Мирендалю. Остатки мирендальцев бежали в Мирендаль, но рог Первого Дракона остался в Торесфале, как вы уже сами сказали, у Митроила. Они забрали с собой только летопись, в которой рассказана настоящая история государств. Эта летопись перед вами.

Он поднял пергамент, показывая его нам. Я видела строки, написанные чёрными чернилами, но не могла разобрать слов. Но это не имело значения. Я верила ему. Верила, потому что всё, что он говорил, резонировало с тем, что я уже знала, с тем, что чувствовала.

— Похоже, Годфер начал что-то подозревать, — сказал Тарвин, его голос стал тише, но от этого ещё более зловещим. — Полагаю, его убрали. Ну, или он сам ушёл за невозвратную черту… Уже неважно. Теперь у власти Тирам и его мать, но их позиции слабы. Торесфаль трещит по швам. Драконат боится не только не захватить Мирендаль, но и потерять собственное государство. Из-за этого они готовы на любую подлость. Недавно они уже отправили небольшой груз со смертоносными сосудами в Мирендаль.

Райли опустил голову, и я знала, о чём он думает. Это он и доставил тот груз на землю Мирендаля. Конечно, Райли понятия не имел, что везёт — ни тогда, ни сейчас, но это не снимало с него вины. Как и с меня.

— Часть сосудов удалось отыскать и обезвредить, — продолжал Тарвин. — Но часть так и осталась закопанной в неизвестных уголках Мирендаля. Плакучий Туман разносится ветром, и мёртвые восстают, нарушая мирную жизнь мирендальцев. Уже пострадало немало людей, но это не так катастрофично, как если бы ваш груз достиг цели.

Он замолчал, и в шатре снова повисла тишина.

Я чувствовала, как мои руки дрожат, как слёзы снова подступают к глазам. Всё, что я знала, всё, во что верила, оказалось ложью.

Я вспомнила Киору, её боль, её одиночество. Она была такой же жертвой, как и я. Как и Райли. Как и Санна. Мы все были пешками в игре, которую вели Тирам, Дардэлла и Великий Митроил. Они использовали нас, манипулировали нами, заставляли нас нести смерть, чтобы укрепить свою власть. И я… Я чуть не предала Райли. Чуть не разрушила всё, что у нас было. Чуть не потеряла свою семью — ту, что я наконец обрела в этом мире.

Ну, как я могла быть настолько слепой? Как могла не увидеть, что всё, что мне говорили, было ложью? Я вспомнила слова Целлианы: «Ты должна полагаться только на себя». А я доверилась Митроилу, доверилась его обещаниям, его лжи. Я чуть не убила Райли, человека, который стал мне ближе всех. Я чуть не предала Санну, мою девочку, которая назвала меня мамой. И всё это ради чего? Ради призрачной надежды узнать правду о ребёнке, которого, возможно, уже нет в живых? Или ради того, чтобы угодить тем, кто видел во мне лишь инструмент?

Стыд и отчаяние разрывали меня изнутри. Я хотела провалиться сквозь землю, исчезнуть, раствориться в этой бесконечной пустоте, как тогда, когда умерла в своём мире. Но я не имела права сдаваться. Не ради себя, а ради Санны, ради Райли, ради всех тех, кто страдал из-за лжи Торесфаля. Я