Графиня из Черного замка - Надежда Игоревна Соколова

— Они поняли больше, чем вы думаете, — тихо сказал он. — Они увидели душу места. И душу художника.

И в этот момент вопрос о портале, о его истинных причинах появления здесь, перестал быть колючим подозрением. Он стал просто очередной главой. Главой, которую мне теперь было интересно прочесть до конца.

Прошло два дня после выставки. За обедом, в теплом круге света от канделябров, Артуа был необычно оживлен. Он рассказывал о новостях из столицы, которые доходили до него через магические каналы связи.

— Вы не представляете, сударыня, какой переполох вызвали ваши работы, — говорил он, и в его глазах искрилось настоящее торжество. — О них говорят не как о «картинах из Черного Замка», а как о «Хрониках Тишины». Ваше имя — вернее, имя «Хозяйки Черного Замка» — у всех на устах. Коллекционеры рвутся заполучить хоть что-то, критики спорят о «возрождении истинного контемплативного искусства». Это триумф.

Мне было приятно. Не от тщеславия — до сих пор всё это казалось каким-то сном, происходящим с кем-то другим, — а от того, что он искренне делится этой радостью, что он вложил в это столько сил и теперь гордится результатом. Я улыбалась, слушая его, и чувствовала, как внутри всё теплеет.

И тогда он замолчал. Отложил нож и вилку. Его лицо стало серьезным, почти строгим. Он встал из-за стола, обошел его и встал напротив меня. Я замерла, не понимая, что происходит.

— Виктория, — произнес он, и это было первый раз, когда он назвал меня по имени. Звук моего имени на его устах прозвучал как признание. — С первой минуты, как я увидел вас в этом холле — усталую, настороженную, но такую несгибаемо спокойную в сердце своего странного царства — меня к вам потянуло. Как магнитом. Сначала я думал, что это благодарность. Потом — интерес к вашей тайне, к вашему дару. Но это всё — цветочная пыль на поверхности. Правда в том, что я нашел здесь то, чего не знал, что ищу. Тишину, которая не пуста. Покой, который не есть бездействие. И вас. Женщину, которая смогла построить себе целый мир из тишины и бумаги. И я хочу спросить… Нет, я прошу. Позвольте мне остаться в этом мире. Навсегда. Будьте моей женой.

Воздух вырвался из моих легких. Весь мир сузился до его лица, до его глаз, смотрящих на меня без тени сомнения или игры. Шок был абсолютным, физическим. Я услышала гул в ушах. «Женой». Это слово эхом отозвалось в той самой части меня, что видела сон о детях и совместной жизни у камина.

— Я… — голос сорвался. Я встала, отступая на шаг, оперлась о спинку стула. — Артуа… вы знаете, кто я. Старая дева. Затворница. Я не гожусь для жизни при дворе, для вашего мира…

— Я не предлагаю вам мой мир, — перебил он мягко, но твердо. — Я предлагаю вам разделить ваш. Здесь. В этом замке. Я откажусь от столицы, от двора. У меня есть младший брат, который справится с наследством. Моё место — здесь. Рядом с вами. Помогать вам хранить эту тишину и наполнять её… нашим смыслом.

Его слова разбивали все мои доводы один за другим. Он всё продумал. Всё видел. И выбрал — меня. И этот проклятый, тихий замок.

В голове пронеслись обрывки: его восхищение у моего мольберта, его забота о Жераре, его уважение к моим условиям, его руки, преображавшие галерею не для славы, а для того, чтобы моё искусство задышало. Это не была внезапная прихоть. Это было зрелое, выстраданное решение.

Страх отступил. Не исчез, нет. Но его заглушила нахлынувшая, всесокрушающая волна другого чувства. Признательности. Доверия. И той самой нежности, что начала прорастать в последние недели.

— Да, — выдохнула я, и слово прозвучало так тихо, что я сама его едва услышала. Но он услышал. Его лицо озарилось таким светом, что стало похоже на солнце. — Да, я согласна.

Он преодолел расстояние между нами в один шаг. Его руки осторожно, будто боясь спугнуть, взяли меня за плечи. Потом одна ладонь поднялась, чтобы коснуться моей щеки. Я не отстранилась. Я потянулась навстречу. И наш первый поцелуй был не страстным, а бесконечно нежным, воплощением того самого обещания — тихой, прочной, вечной близости. В нём было будущее, которое я когда-то видела во сне и которое теперь, трепетное и реальное, начиналось наяву. Когда мы наконец разомкнули губы, я прижалась лбом к его плечу, и он обнял меня, и в этом объятии не было ничего временного. Это было начало. Наше.

Глава 13

Осознание того, что Артуа — последний в своем роду, придавало нашей свадьбе одновременно грустный и освобождающий оттенок. Не было необходимости устраивать грандиозный столичный прием, ломать голову над списком гостей из высшего света, которых я никогда не видела и видеть не желала. Наша церемония должна была стать тихим, глубоко личным актом — не для мира, а для нас двоих и этого замка.

Единственным гостем со стороны жениха, конечно же, стал Жерар, теперь уже окончательно оправившийся от раны. Он приехал за неделю до назначенного дня, и его присутствие — живое, немного ироничное — стало приятным дополнением. Он сразу взял на себя роль второго распорядителя, шутя заявляя, что должен «отработать спасенную жизнь».

Основную же тяжесть подготовки взял на себя Артуа. Однажды утром в замковом дворе снова появился портал, и из него вышла небольшая, но четко организованная группа слуг из его родового поместья Шантар. Их было человек десять: пожилой, с достоинством управляющий, две женщины-эльфийки с безупречным вкусом в украшениях, и несколько крепких мужчин для тяжелой работы.

Их появление вызвало сначала легкую панику у моих собственных слуг. Однако Артуа сразу собрал всех вместе в холле. Он говорил тихо, но так, что было слышно каждому:

— Вы — хранители этого места и его госпожи. Ваш авторитет здесь непререкаем. Люди из Шантара здесь для одной цели — помочь нам сделать этот день прекрасным. Они подчиняются вам в вопросах порядка в замке. Пожалуйста, направьте их.

Мои эльфы и гномы выпрямились, кивнули с холодноватой вежливостью, но напряжение спало. И началось удивительное сотрудничество двух миров.

Шантарские слуги привезли с собой не столько роскошь, сколько умение создавать праздник. Они не стали менять суть замка, а лишь подчеркнули его красоту. Под руководством моих гномов