Жениться по любви - Бок, Хильдур
— Нет, благодарю, — с нескрываемым сожалением глядя на стакан, отказалась Каттен. — Я легко пьянею, а в пьяном виде плохо себя контролирую… Так вот, о головных болях… про вашу супругу я слышала, что она очень сдержанная особа, слова никому плохого с самой свадьбы не сказала, и даже если выговаривала прислуге, то очень вежливо и спокойно.
«В отличие от Аделаиды», — невольно подумалось Ламберту.
— Но видите ли, какое дело, сир Ламберт, — продолжила целительница, — даже я, хотя сама проявила инициативу, была… скажем честно, разочарована. Потому что за то время, что вы потратили на меня, ни одна женщина не то что удовольствие получить — даже настроиться нужным образом не успеет. Даже если захочет. В чём я лично сильно сомневаюсь.
— До сих пор никто не жаловался, — уязвлённо отозвался Ламберт.
— А «никто» — это кто? Деревенские девочки, у которых вы даже согласия не спрашиваете?
Ламберт нахмурился, но возразить, честно говоря, было нечего. Деревенские, как выразилась Каттен, девочки и продажные девицы — эти в самом деле жаловаться не станут.
— Стало быть, — подозрительно знакомым, слегка занудным, как у Фриды временами, тоном продолжила Каттен, — ваша супруга не получает разрядки, а это постоянные головные боли, бесконечные болезни по женской части, вечно дурное настроение. — Ламберт озадаченно молчал, потому что кошка, появившаяся здесь несколько дней назад, с удивительной точностью описала Аделаиду. — А ваша супруга ещё и заставляет себя сдерживаться, а не срывается на прислугу, детей и мужа — у неё не может не быть мигрени. Часто она пьёт эликсиры от неё?
— Понятия не имею.
— Ответ настоящего мужчины, — усмехнулась Каттен. — Что вы получите в случае её смерти?
— Ничего. Нам приданое, её дочери титул.
— Её отец или дядя очень предусмотрительный человек, да?
— Ещё какой, — буркнул Ламберт. — Но вот не надо мне про её неудовлетворённость. Неудовлетворённая женщина не ложится в постель с мужем с таким видом, будто ей надо ворох грязных портянок перестирать!
— То есть, вы и сами понимаете, что никакого удовольствия ей не доставляете?
Ламберт в раздражении одним духом опрокинул стакан наливки и со стуком поставил его на стол.
— Какое вам дело до моей жены и до её удовлетворения? — сумрачно спросил он.
— А за кем вы пошлёте, если её хватит удар? За жрицей?
Не дожидаясь ответа, Каттен села и потянулась за короткой, совершенно мужской рубашкой, сброшенной на сундук в изножье.
— Да спите уже здесь, — морщась, сказал Ламберт. — Вдвоём теплее. — И сплетни пойдут всё равно, так что можно не притворяться, будто ничего не было.
— Спасибо, — кивнула Каттен, но рубашку всё-таки надела. В общем, Ламберт тоже подумывал, что надо бы что-то накинуть. В маленьком форте ночами было не так холодно, как в каменной громаде замка, но тоже совсем не жарко. — И всё-таки поймите одну очень простую вещь, — сказала целительница. — От вас одного зависит, будет ли для вашей супруги супружеский долг стиркой кучи грязных портянок или чем-то ещё. Чем-то более приятным.
Глава 11
В доме Ферров Ламберт бывал один раз, и совсем недолго, но даже тогда чувствовал себя так, словно вышел против орочьего бойца в нижней рубахе, подштанниках и босиком. Ничем не защищённым, чуть ли не голым. Эти окна в половину стены, эта кованая узорная ограда — только чтобы обозначить границы участка, а дом, между прочим, в предместье построен, не в городе. Слишком светло, слишком много зеркал и вообще стекла… Он понимал, что глупо ждать от людей, привыкших к удобной и безопасной жизни, такого же отношения к возможному нападению, как у него, но в этом доме ему было неуютно. Не по себе. И Георгу явно тоже. А вот Аделаида вздыхала и кривилась совсем по другой причине: её задевало, чуть ли не оскорбляло богатство суконщиков. Спокойное, неброское… привычное. Казавшееся Елене и её отцу само собой разумеющимся. Только дети были в восторге: Дианора — от ванны и зеркала в полный рост, Кристиан — от библиотеки с висевшей на стене огромной картой континента. (Генрих остался в Волчьей Пуще замещать отца — под присмотром Максимилиана, конечно, — и был этим страшно горд, хотя отчаянно боялся что-то сделать неправильно.)
Они только слишком поздно спохватились, что на Солнцеворот в Озёрный съедется целая толпа таких же, как они, «деревенских сеньоров», так что заранее снять комнату или хотя бы заказать номера в гостинице у них не вышло. Поехали так, наудачу, надеясь как-нибудь устроиться, но родня, что по их с Георгом линии, что по Аделаидиной, не горела желанием приютить у себя на недельку пятерых человек. Пришлось соглашаться на явно из одного приличия сделанное предложение Августа Ферра пожить в его доме, как бы Аделаида ни закатывала глаза: она — и в доме простолюдина!
Сам Ламберт, разумеется, был помещён в спальню своей супруги. Где чувствовал себя здоровенной косматой дворнягой, забравшейся грязными мокрыми лапами на белоснежную постель. Даром что отмылся до скрипа, чуть не содрав с себя кожу, раз уж в кои-то веки появилась возможность залезть в горячую воду целиком. А постель, кстати, была явно рассчитана на одного. Нет, там хватало места для двоих, но на настоящую супружескую кровать это не походило ничуть. Да и вообще, спаленка была невелика, и чувствовалось, что времени в ней Елена проводит немного: кровать, гардероб, зеркало и небольшой столик перед ним. Никаких безделушек, никакого незаконченного рукоделия, никаких книг — пришла, разделась, легла, поспала, встала, оделась, ушла заниматься делами. Кабинет был гораздо более обжит.
Полога над кроватью не было, ничто не мешало смотреть, как Елена ходит по спаленке, аккуратно вешая платье на плечики, а бельё — на спинку кресла перед
