Я буду твоими глазами - Александра Неярова

– Я вижу в тебе только брата, а не мужчину, которого могла бы полюбить. Ты хороший, Ждан, надёжный… – в грудь больше воздуха набрала, собираясь с духом и сказала твёрдо: – Отступись от меня пока не поздно. Обрати взор на других. Уверена, любая девица в селении будет рада отдать тебе своё обручье.

Тяжёлое молчание опустилось меж ними. Сын старосты упрямо не хотел слышать слов этих. Не принимал, что отказывает.

Смотрел на прекрасную девушку перед собой, дивился и любовался. Макошь не обделила Верею ликом светлым. С березкой гибкой её можно сравнить: стан тонкий, талия узка, двумя ладонями обхватить легко. Кожа белая, копна волос золотая до самых лодыжек спускается.

А глаза – отражение чистого неба, ясные и голубые. Взгляд глубокий, нырнешь и утонешь.

Вот и Ждан тонул в их пучине. С первого дня, как увидел в тот день, когда отец привёл Верею в дом, на три зимы он её старше всего был. Злость пробрала, что отвергает снова, желваки заиграли на скулах.

– Не нужны мне другие девицы! Ты люба мне. Знаешь же, что не брат тебе я вовсе. И ты мне не сестра по крови.

До хруста сжав в руках несчастную корзину, обогнул Ждан застывшую Верею и стремительным шагом направился прочь. Чтобы глупостей в порыве не наделать.

А Верея провожала его печальным взглядом. Грузно вздохнула, губы закусывая, нелегко будет с ним отныне общаться. И тоже поспешила в деревню, староста-то ждал.

Голоса деревенских доносились с подворья, здоровались с Вереей, она в ответ головой кивала. Козы блеяли, куры квохтали, собаки приветливо лаяли и хвостами виляли, завидев её. Животина её любила.

Помогала она порой худый скот выхаживать, и люди обращались, когда была надобность. Старица Баяна, мельника жена с окраины, травы некоторые знала, пропорции и какие именно нужны от хворей всяких. Или наоборот, для других целей. Всему её научила.

И лесные хищники не трогали, стороной обходили.

Был у Вереи друг верный – сокол ясный. Спасла она его однажды, теперь души их связаны.

Две зимы с тех пор минуло. Гнездо сапсана в лесу при остроге было. Молодой совсем соколенок на охоту отправился, так увлёкся грызуном, да не заметил, что и сам добычей стал хищника покрупнее и опытнее, попался в лапы лисице. Верея тогда чудом подоспела, уговорила рыжую не трогать несчастную птицу. Пришлось хитрой свою дичь отдать, но для благого дела не жалко.

Зато верного друга и помощника обрела. Куда ценнее!

Вспомнила сокола и радостно на душе сделалось. Славно они с ним на охоту ходили, никогда с пустыми руками не возвращались.

Верея повернула за плетень, показалась высокая кровля хоромин, конек резной и наличники на окнах кружевные. Миновала калитку, ладони в колодце сполоснула от сока ягод лесных, сад с розовыми бусинами вишен и яблоками зреющими прошла и до порога добралась, заскочила на него, толкнула дверь дубовую и в сени вошла. Остановилась на миг в переходе, прислушиваясь, чтобы понять где домашние.

Доносился из глубин терема тихий говор, Ждан наверное корзину уже матушке Деяне передал, а она тесто на пироги в кухонной клети затеивала. И Горян там, услышала его басистый голос.

Чуть позже зайдет к ним. Поторопилась сначала Верея вверх по лестнице и в светлицу свою повернула, переоденется сначала. Как не старалась быть аккуратной, а на подле и рукавах белых пятна красные наставила.

В хоромине просторной залезла в сундук, одеяние испачканное скинула на лавку, выстирает потом, а чистую рубаху и сарафан голубой надела. Теперь можно и в трапезную спускаться.

Староста сидел во главе стола, Ждан по правую руку от отца, они переговаривались о насущных делах. Деяна суетилась, выставляла яства на скатерть. Смоляные толстые косы, как положено мужней женщине повой прикрыты, с возрастом не утратила она красоты, лишь немного лучистых морщинок в уголках глаз и у скул виднелись.

– Доброго дня матушка и батюшка, – Верея кинулась помогать. Мясо в горшочках глиняных было и репа, квас с зелёным луком, и вареные яички и другое. Не богато жили, но в достатке.

– Доброго, дочка, – отозвался Горян, подкручивая усы. – Много земляники принесла, молодец. Силки не проверяла?

– Нет, не дошла я. Сразу ягодами занялась.

Пока накрывали, Верея чувствовала на себя пристальный взгляд отца названного, а Ждан наоборот смолк и отвернулся. Деяна передала ей в руки корзинку с хлебом, завернутым белым с вышитыми узорами полотнищем, чтобы не заветривался, поставила на стол её и искоса посмотрела на старосту.

Чуть тронутые сединой светлые брови от извечной хмурости сошлись на переносице, но тонкие губы его сжались. В карих глазах прохладное беспокойство мелькало. Заметил напряжение между детьми.

– Проверь сходи тогда опосля Ждан, вдруг кто попался.

– Да, отец.

Ели и вели незатейливые беседы. Обсудили, что у соседей случилось накануне: у кого куница курицу утащила, у кого дочь младшая первые шаги делает, ходить учится и в этом духе. А под конец Горян плеснул в деревянную чашу душистого сбитня, отпил, вытер густые усы рукавом льняной рубахи, и заговорил о том, отчего у Вереи сердце вскачь пустилось.

– Вот что, Верея… засиделась ты у меня в девках. Девятнадцать годков по весне исполнилось, а ещё не пристроена. Твои сверстницы по несколько детей имеют. И тебе пора.

Деяна вскинула на мужа глаза, собираясь возразить, но напоролась на суровый взгляд Горяна и стушевалась. Вымученно улыбнулась дочери, а сама Верея окаменела, и от лица краска отхлынула, понимала к чему отец ведёт.

Ждан внимательно прислушивался к словам, кулаки на столе его сжались, что не укрылось от старосты. Знал и видел Горян, что между детьми происходит, не слепой.

– Я ждал пока сама укажешь на любого сердцу молодца, не неволил тебя принудительным выбором, как и обещал когда-то. Но время идёт, мы с Деяной не молодеем с каждым днём, – промочил горло и поставил на скатерть чашу со сбитнем. – Кузнец Добран сына своего за тебя сватает. И другие спрашивают.

В груди сжалось всё и заморозилось протестом.

– В общем… не выберешь суженого сама в Купальскую ночь – я это сделаю. Вот моё окончательное слово.

– Воля твоя, батюшка, – шепот слетел с уст. Верея глаза свои ясные опустила, чтобы не видели домашние полыхающего в небесной глубине негодования.

А Ждан не выдержал, вскочил на ноги и