Интеграция - Анна Ледова
А ещё верховая езда, фехтование, а по сезону – гребля. Другие физические нагрузки считались вредными для здоровья и репутации. «Тьфу ты, блин», – сплюнул Кэл и решил пока ограничиться утренними пробежками.
На третий день, когда Келлинн наматывал пятый круг вдоль гигантской арены, его нагнал обеспокоенный студент, заметив нашивку первокурсника на футболке.
– Сударь, заранее прошу меня извинить, если я вмешиваюсь не в своё дело… Но вы, судя по эмблеме, только начали обучение в нашем славном заведении, а посему, как старший ученик, я обязан оказать вам посильную помощь. Если вы проиграли желание в споре, то, разумеется, я не смею мешать вам исполнить долг чести. Если же это наказание от мэтра, то тут, увы, я бессилен. Сам пробегал весь первый курс под заклятьемглашатаяот многоуважаемого мэтра Шпинца… Но если это злая шутка ваших товарищей, то вы не должны спускать это с рук! Заклятье бега довольно простое, так что избавиться от него будет несложно, я вас научу…
– Да бли-и-ин!!.. – заорал Кэл, не выдержав. – Не под заклятьем я! Я сам по себе бегаю! Для здоровья! Ну, нравится мне бегать! Что ж на меня тут все смотрят, как на терпилу?!..
Но сочувственный поступок старшекурсника Кэл оценил и тут же извинился. Не в такой витиеватой форме, конечно, но общение с донельзя учтивым Диртеми вей Ранком тоже не прошло даром. Даже для Крис, которая со своими фанатками разговаривала на собственном, даже Кэлу не всегда понятном, языке. Кэл знал, что не отличается правильной речью. Сам же выработал этот образ красавчика-самца с развязной речью, понятной для аудитории его канала, да и застрял в нем. Грешил словами-паразитами, мог крепко выругаться. Но только в Эбендорфе заметил, настолько чужеродно это звучит для местных.
– О… – слегка опешил доброжелатель. – Прошу прощения, господин, я не сразу понял. Поначалу принял вас за альзари, а ведь гордый народ севера никогда не бегает за добычей и не убегает от врага. Я имею в виду, по доброй воле. Вот я и подумал, что вы стали жертвой шутника… Тогда, осмелюсь предположить, вы и есть нейр Бэртель? Наш… гость из… из… Видят боги, я не хотел вас оскорбить, но, видимо, сама судьба одарила меня этой удивительной встречей!
– Келлинн, – дружелюбно улыбнулся свежеиспечённый студент. – А, в смысле, да, нейр Бертл… Бэртель. Из Фларингии, ага. А с кем… э-ээ… как это… имею честь?
– Вейст Норвейн, – церемонно склонил голову юноша. – Чрезвычайно рад знакомству, господин нейр.
«Господин», – едва не фыркнул Кэл. И так было со всеми. Между студентами общение строго на «вы» и по фамилиям. При наличии титула и если уже представлены, то не дай бог обратиться к собеседнику просто по имени. Грубость и неуважение, даже если он ниже по статусу.
А ничего важнее статуса, полученного при рождении или обретенного в законном браке, в этом консервативном сословном мире не было. И даже будь Кэл настоящим демоном с рогами и хвостом, пожирающим младенцев, заветное «нейр Бэртель» открыло бы для него любые двери.
Кэл-то рассчитывал окунуться в настоящую студенческую жизнь, с разгульным весельем и шалостями, с пьянками и романтикой общаг. А здесь какой-нибудь сопляк уже в пятнадцать лет мог быть наследником рода и успешно управлять семейными предприятиями. Взрослели здесь гораздо раньше, и если во Фларингии первокурсник в семнадцать лет ещё считался ребёнком, то во Флоринге-Ратенволе – серьёзным молодым мужчиной. И вели себя они соответствующе. Да того же Михеля вспомнить. А ведь парню всего девятнадцать.
Так что Келлинн в свои двадцать девять не сильно отличался от сокурсников. Здешние тридцать – это уже зрелый муж, уважаемый глава семейства, зачастую с многочисленным потомством. Обычные люди – не маги – здесь не только взрослели, но и старели быстрее.
Кэл вообще не хотел выделяться или щеголять своим особым положением иномирного гостя и сначала думал поселиться в общем кампусе. Там в комнатах жило по пять-шесть студентов, и Келлинн благодаря выработанной улыбке и открытости, конечно, нашёл бы с ними общий язык, а то и сразу завёл друзей. Но сдался под напором Кирен. Малышка едва не плакала, объясняя, что нейр Келлинн Бэртель никак не может жить с простыми людьми, что это позор для всего рода, когда его глава не может позволить себе отдельные покои. Пришлось уступить.
Плюсов в платных апартаментах оказалось гораздо больше, чем Келлинн мог себе представить. Честно говоря, раньше он не задумывался, насколько привык к комфорту, даже не считая его таковым. Свет, отопление, холодильник, кондиционер, туалет, душ – всё то, что было необходимым минимумом даже в самом обшарпанном придорожном мотеле, в блистательном университете Эбендорфа оказалось роскошью.
– А эт, стал-быть, от клопов амулет, агась. Ежли не выдохся… Так вы, господин нейр, тогда полыни насушите, да под матрас засуньте. А ежли денег не жалко, так и солью вокруг ножек присыпьте, – комендант сунул Келлинну слабо фосфоресцирующий крупный опал. – Ить, природная-то сила всё вернее, чем заговоры эти вашенские… Ну, чой смотрите-то, господин хороший? Тоже, что ль, народец наш не жалуете? У самого-то, поди, бабка с орком согрешила: вымахала же така дубина… А вот нетушки! Нас самым вышним законом обижать не велено, будь вы хоть трижды нейр, господин – уж не гневайтесь! Нам сам Шивун-Вседержец отец, а Ружана – матушка!
А Келлинн застыл, совершенно позабыв о толерантности и рассматривая коменданта во все глаза. Ростом он был Кэлу по пояс и более всего напоминал состарившуюся ростовую куклу. Ну, были такие в прошлом веке у фокусников: шарнирные руки-ноги на тонких палочках, подвижная нижняя челюсть – чтобы артист мог марионетку «оживлять» и говорить за неё тонким голосом. И лицо у него было такое же кукольное: широкий лоб, вздёрнутый круглый носик, большой рот с приподнятыми уголками, ярко-голубые глаза. А ещё белые задорные кудряшки и низко посаженные уши.
– Да не расист я, с чего вы взяли… – опомнился Кэл. – В смысле, я все народцы уважаю. Вы уж извините за любопытство, я не местный, но… а вы сами из какого будете? Боюсь обидеть, но не признал, уж простите…
– Чой, эльфов, что ль, не видал? –