Проданная драконом, купленная Смертью - Кристина Юрьевна Юраш
— Держись, Ник, — прошептала я, глядя на светлые пыльные волосы. — Ты не один.
Доктор уже наложил магические повязки, шепча заклинания, которые я не понимала, но чувствовала — каждое слово — как игла, вшивающая жизнь обратно в тело. Он держал руку на груди мальчика, словно пытаясь магией починить то, что сломал несчастный случай.
Часы тикали.
Капли зелья падали на пол.
И вдруг — лёгкий, почти неуловимый вздох.
Мальчик дрогнул.
— Есть пульс! — выдохнул доктор. — Слабый, но есть!
Я чуть не расплакалась от облегчения.
Но тут же вспомнила:
Смерть ещё не ушёл.Он всегда приходит, когда душа на грани.
И если доктор проиграет партию… я снова перейду ему дорогу.
А пока — я подала доктору чистую тряпку, вытерла ему пот со лба и прошептала мальчику:
— Держись, малыш. Ты ещё не видел, как пылинка может остановить саму Смерть.
Мы бережно перенесли его в палату, уложили на чистую постель, накрыв одеялом.
Мальчику стало намного лучше. Его веки задёргались, а я с замиранием сердца следила за чудом.
Он даже открыл глаза — не мутные, не пустые, а живые, с детским испугом и вопросом: «Где мама?».
Доктор кивнул, а я бросилась к родителям сообщить радостную новость. Те тут же вскочили с кресел и упали на колени возле кровати, держа друг друга за руки, будто боялись, что если разомкнут круг — сын снова исчезнет. Мать гладила его по лбу, отец сжимал ладонь мальчика так, будто пытался влить в него свою силу.
— Он живой, — прошептала женщина, и в голосе её дрожала благодарность, как струна перед обрывом. — Он жив…
Доктор терпеливо ждал, усталый, но твёрдый, как всегда.— Домой, — сказал он без расшаркивания. — Оба.
— Но он только очнулся! — возразил отец. — А если ему станет хуже?
— Если станет хуже — я справлюсь, — отрезал доктор. — А если вы останетесь — он не выспится. А сон — лучшее лекарство после того, что он пережил.
Они не спорили. Просто кивнули, поцеловали сына в лоб и ушли, оглядываясь на каждом шагу. И так до самой двери. Словно не могли поверить в это чудо.
Я подошла к кровати, поправила одеяло.
— Твоя мама сейчас отдыхает, — сказала я мягко. — Она очень перепугалась, перенервничала. Но завтра утром прибежит первой. Обещаю.
Мальчик кивнул. Глаза уже слипались.
— А вы кто? — прошептал он.
— Я — Нонна. Помощница доктора. И твоя временная нянька.
Он улыбнулся — слабо, но искренне.
— Я уже взрослый… Мне не нужна ня… — выдохнул он и тут же уснул.
Я притащила кресло и села у изголовья, достала тетрадку со своими, перечитала записи о зельях после ножевых ран. Всё в порядке. «Сердце Луны» действует. Пульс ровный. Дыхание — спокойное.
Всё хорошо. Думаю, он скоро поправится…
Я только налила себе чай, поставила его на подоконник остывать, как вдруг в дверь приёмной ворвались так, будто дом горел.
— Доктор Эгертон! — закричал мужчина, оглядываясь по сторонам, как затравленный зверь. — Кто здесь доктор Эгертон?
— Это я! — прокашлялся доктор, выходя из операционной. — Умоляю! Моя жена… она рожает! Уже третий день! Ребёнок не идёт! Она теряет сознание! Все повитухи сказали — либо мать, либо дитя! Но я слышал… я слышал, что вы способны творить чудеса! - задыхаясь прошептал мужчина, едва ли не цепляясь за доктора.Доктор взял плащ, достал из шкафа кожаный пузатый саквояж и вздохнул:
— Где живёте?
— На Кленовой! У реки! Дом с синей крышей!
Доктор кивнул и бросил на меня взгляд — быстрый, но тяжёлый, как приказ.
— Давай ему укрепляющее зелье. Раз в два часа. Не больше. И следи за дыханием. Если станет хуже — дай «Последний вздох». Но только если совсем плохо. Поняла?
— Поняла, — кивнула я, хотя сердце уже стучало, как будто знало: всё пойдёт не так.
— Думаю, ты справишься, — сказал он уже на пороге. — Я постараюсь побыстрее. Я в тебя верю!
И ушёл.
Впервые за всё это время я осталась одна в больнице.
Не просто одна в комнате.
Одна с жизнью чужого ребенка в руках.Сначала всё шло хорошо.
Мальчик спал. Дышал ровно. Лицо — не бледное, а даже чуть румяное.Я варила чай, перебирала бинты, прикладывала кристалл к его груди, записывала в тетрадку: «18:00 — зелье дано. Пульс — зелёный. Дыхание — спокойное».
Но к девяти вечера он начал метаться.
Глава 64. Отчаянная
— Мама… — прошептал он, хватая воздух. — Мама… не могу…
Я подскочила, расплескав чай прямо себе на колени.
— Тише, тише… Всё хорошо. Дыши. Глубже, — шептала я, стараясь успокоить малыша.
Но дыхание стало прерывистым. Грудь — будто сжата невидимыми руками. Губы — синеватые. Пальцы — холодные.
— Нет… — вырвалось у меня. — Нет, нет, нет! Жизнь! Ты меня накалывала по-всякому, но не так!
Я долго сомневалась. Стоит ли сейчас давать последний вдох? Или нет?
Потом решила, что даю! И влила в его губы зелье.Ему стало капельку легче. Прямо совсем чуть-чуть, а я понимала, что что-то не так!
Я бросилась к полкам, схватила тетрадку, листала, пока пальцы не нашли нужное:
«Если после раны в грудь начинается одышка — возможен внутренний отёк. Дать “Лёгкий ветер” — 3 капли в воду. Не больше!»
Давай зелья, которые я не давала раньше, было страшно! Я не понимала, что лучше. Рискнуть и дать, или не рисковать и ждать, теряя драгоценные минуты.
Я отмерила капли дрожащими руками, поднесла к его губам.
Он глотнул. Задохнулся. Закашлялся.
— Прости… прости… — шептала я, вытирая ему рот. — Я стараюсь…
Он дышал. Но каждый вдох давался с боем. Глаза — полные страха. Как у зверька в ловушке.
— Не умирай, — прошептала я, сжимая его руку. — Пожалуйста… Не умирай. Доктор скоро вернётся. Он всё исправит. Он всегда всё исправляет…
Но внутри я знала: доктор далеко.
А ночь — длинная.Я смотрела на часы.
Десять. Одиннадцать. Полночь.Мальчик всё чаще замирал между вдохами.
Сердце — еле слышно. Кожа — ледяная.Я бегала по комнате, как пойманная птица.
Проверяла пульс. Меняла компрессы. На ходу
