Влюбись за неделю - Алёна Кручко
— В общем, что-то вроде секретарши. Ладно, справлюсь. Наверное. А знаешь, подруга, что-то кажется мне, что ты в него все-таки влюблена. Хоть самую малость.
— Ты считаешь, довольно легкомысленная и эгоистичная девушка может влюбиться в человека, который вместо «здравствуйте» говорит «вы отвратительно выглядите. Соберите волосы — испортите зелье», а вместо «до свидания» — «Да исчезните же наконец с глаз моих»?
— Считаешь же ты, что я в него влюблюсь. Да еще всего за неделю.
— А ты легкомысленная и эгоистичная? — спросила Шарлотта, но ответа не ждала, будто и так его знала. Хотя я бы, если честно, и не смогла ответить. Все мы эгоистки и легкомысленные… бываем. А бываем и другими. И с разными людьми — разными. Вон, та же миссис Уилберн считает меня милой и отзывчивой, а наш выпускающий редактор — отъявленной стервой. Откуда мне знать, какой я буду рядом с незнакомым пока доктором Норвудом?
Откуда-то сверху раздался истошный трезвон.
— Будильник, — призрачное личико Шарлотты подернулось рябью: наверное, она так морщилась. Все-таки если есть что-то неизменное во всех мирах, то это будильники и общая к ним нелюбовь… — Там спальня. Через час ты должна быть на кафедре.
— Мы что, всю ночь проговорили? — изумилась я.
— Почти. А теперь ты должна привести себя в порядок, переодеться, причесаться…
— Собрать волосы, чтобы не испортить зелья, да, поняла. Кстати, спасибо что напомнила — где у тебя зеркало? Хочу наконец посмотреть, в кого я превратилась.
«Что ж, могло быть и хуже», — думала я, глядя в огромное, во всю стену, зеркало в ванной. — «Ладно уж, гораздо хуже». Шарлотту природа не обделила. Пожалуй, это тело назвали бы роскошным те, кто не в восторге от современных тенденций моды. Тонкая талия, крутые бедра, вызывающе высокая объемистая грудь. Тяжелая, это я ощущала очень хорошо уже сейчас, проходив с ней всего-то несколько часов. «Здравствуй, Барби», — подумалось мрачно. Разве что не блондинка. Блестящая каштановая копна завивалась непокорными локонами. Сколько же надо укладывать такую шевелюру? Ужас. «Через час на кафедре»⁈ Этого явно не хватит, чтобы помыть, высушить и придать хоть какой-то вменяемый вид.
— Не нравится? — спросила Шарлотта, вплывая в ванную. — Той мне нравилось.
— Может, подстричься? — я задумчиво подергала волнистую прядь. — Что-то не вижу здесь фена и вообще электричества. Кстати, а свет откуда? — люстра в гостиной и плафон в ванной горели вполне привычно, ярко. Не так мертвенно, как уличные фонари. Но — ни розеток, ни выключателей.
— Магия. Давай покажу.
Снова уже почти привычное ощущение заглотившей тебя склизкой холодной медузы — и руки взметнулись, творя пассы. Р-раз — по голове прошла горячая волна, волосы заблестели и легли волосок к волоску. Два — непокорная шевелюра уложилась в высокую строгую прическу. Тр-ри — с лица исчезли следы бессонной ночи и тяжелого разговора, щеки мягко зарумянились, задорно заблестели глаза. Красотка!
— В такую ассистентку не влюбиться — твой Дугал точно сухарь сухарем, — озвучила я логичный вывод.
Шарлотта еще раз взмахнула моей рукой, выключая свет в ванной.
— А теперь — на кухню. Научу быстро готовить завтрак и делать кофе.
На кафедру Шарлотта меня — или нас? — доставила за пять минут до начала рабочего дня. Дугал был уже здесь, и я с жадным любопытством уставилась на своего предполагаемого нареченного. Тот, впрочем, почти весь прятался за развернутой газетой — кажется, немецкой. Только и разглядела, что жгуче-черную макушку и длинные пальцы без колец. Да еще Шарлотта тут же одернула:
— Не смотри так пристально. Поздоровайся и беги разбирать почту. Давай, «доброе утро, профессор Норвуд»!
— Доброе утро, профессор Норвуд, — попугаем повторила я и пробежала к столу, на котором громоздилась неровная стопка газет, писем и бандеролей. Если это почта за один день — как он еще и преподавать успевает⁈
— Подозрительная пунктуальность, — пробормотал себе под нос этот доктор-профессор. Даже головы не поднял от газеты. — Я жду пакет из Мюнхенской академии, посмотрите.
— Смотри, — велела Шарлотта. — Немецкий опознать сможешь?
— Я…
— Отвечай мысленно.
«Я знаю немецкий, немного».
— Хорошо. Ищи.
Объемистый пакет нашелся в самой середине стопки — судя по весу и формату, два или три довольно толстых журнала. Под руководством Шарлотты заодно выбрала несколько писем от постоянных корреспондентов. Положила на стол профессора. Слегка задержалась — сейчас, хоть и в неудачном ракурсе, можно было рассмотреть лицо.
Ну и ничего особенного. Мужчина как мужчина. Лет тридцати с небольшим, наверное. Слишком бледный для жгучего брюнета — совсем, что ли, на улицу нос не высовывает? Чисто выбрит, аккуратен — а я уже вообразила себе классического «безумного гения», вечно растрепанного и неухоженного. Он вдруг оторвался от газеты и поднял на меня взгляд. Темный, даже пугающий.
— Если вам что-то нужно, говорите поскорее. Не маячьте.
Зар-р-раза!
— Я хотела напомнить, что первой парой… — «Шарлотта! Кто у нас первой парой? Быстро!» — «Целители, первый курс», — подсказала та. Я подхватила: — Целители, первый курс. Если у вас что-то важное…
— Когда я впаду в маразм, вы узнаете об этом первой. Пока же, будьте добры, займитесь делом.
«Безнадежно!» — с чувством выдала я, почти шарахнувшись от его стола. Вопреки моим ожиданиям, Шарлотта промолчала.
До конца рабочего дня — а это, между прочим, четыре пары, плюс большой обеденный перерыв, и несколько часов консультаций после! — я услышала от него еще ровно три фразы. «Отправьте это срочной почтой». «Нет, и перестаньте уже меня отвлекать!» — в ответ на предложенный кофе. И «Не забудьте закрыть дверь», — на мое «До свидания, профессор Норвуд».
«Что это вообще было? — спросила я у Шарлотты, выйдя на улицу и подставив лицо холодному вечернему ветру. — Что-то вроде „Сгиньте с глаз моих“? Или намек на то, что без прямого указания я не способна даже двери закрыть?»
—
