Твое пламя и твои крылья, феникс - Вера Ковальчук

Шеника совершенно не привыкла к заботе и искреннему безвозмездному вниманию.

И теперь пыталась понять, как относится к ним всем. Получалось, что хорошо. И, в глубине души не доверяя, на деле хочет поверить. Ведь, в конце концов, свою историю она уже давно им рассказала. Первый, самый главный шаг был сделан.

Хиреам уже не раз заводил с ней разговор о том, что братья хотят принять её в семью. И её прошлое (в том числе и предыдущее прошлое, оставшееся по ту сторону границы жизни и смерти) их не волнует. Да, возможно, драк, претендовавший на неё, может рано или поздно что-то такое выяснить, связать концы с концами и создать им реальные проблемы. Наплевать. Они намерены защищать её как свою сестрёнку. И их отец согласен; если она готова, он прибудет на церемонию и провозгласит её своей дочерью.

И никто не выдаст её замуж насильно, это они могут обещать. Всё будет обсуждаться.

Следовало согласиться, наверное, но Шеника по-прежнему колебалась. Боялась: и за них, и отчасти за себя. Ей хотелось верить каждому из братьев, но в груди по-прежнему жило недоумение — ну зачем она им нужна? Зачем им проблемы с нею? И если они положили глаз на такую проблемную девчонку, аж готовы принять её в семью, то не потому ли, что рассчитывают получить с этого выгоду? А вдруг задумали потом продать её Менею за высокую цену?

О боги, даже думать о таком не хотелось. И не потому, что она так уж дрожит перед принцем. Хотя и дрожит. Но сейчас, всею своей душой доверившись Сверадам, до красного тумана перед глазами боялась обмануться в них. И всё же глупо было, наверное, шарахаться от их заботы лишь из одного этого страха. Только чувства плохо повинуются здравому смыслу.

Поуютнее устроившись в подушках, Шеника прикрыла глаза.

Ночью ей снова снился рынок, на котором она тогда оказалась.

Работорговцы привезли её в Предгорье сразу, не заезжая в другие городки с дурной репутацией. И не пытались хлестать её кнутом, клеймить или насиловать — берегли в целости для заказчика, поэтому она позже и задумалась, что, вероятно сам Меней оплатил её похищение. Тогда её ещё звали Лукина, и она, ничего не понимая, только плакала и отчаянно сопротивлялась, даже не задумывалась, на что надеется. Били её аккуратно, мягкой плетью с тонкими концами, по щиколоткам и ступням, чтоб если и оставить следы, то минимальные. А потом ещё заковали в цепи, чтоб не оставить надежды на побег.

И на рынке сразу поставили к столбу, а не в общие ряды. Посмотреть. Оценить будущую участь.

Там она стояла, дожидаясь своей судьбы, и с ужасом наблюдала жуткие сцены вокруг. Видела, как били и унижали других девчонок, как их выбирали покупатели, как кричали женщины, у которых отнимали детей. И в её душе обрастали ледяной коркой любая надежда. Не на кого ей было рассчитывать — вот что ей хотели показать, уверенные: такой демонстрации будет достаточно.

На явившегося за ней слугу Менея Лукина отреагировала с испугом.

Она не ждала ничего хорошего. Против ожиданий продавца вместо стремления выжить любой ценой в груди почему-то пробудились отчаяние и ярость. Желание во что бы то ни стало сопротивляться, отстоять хоть какую-то часть себя тогда совершенно затопила сознание. И то, что сам принц сразу повёл с ней разговор в тоне приказов и угроз, лишь усугубило ситуацию. Она не думала о том, что их общение могло бы закончиться как-то иначе, прояви она большее терпение или хотя бы если б боялась вместо того, чтоб ненавидеть. Боялась именно тем страхом, который в ней хотели пробудить.

Не смогла. Просто оказалась не в состоянии. Случилось то, что случилось. Она с облегчением швырнула ему в лицо обвинения, своё отвращение, отказ в чём-либо идти навстречу его желаниям. Всё своё отчаяние и нежелание так жить. Он же напомнил, что владеет ею, словно вещью, что её жизнь в его руках. И ей придётся подчиниться, как бы она к этому ни относилась. Иначе пусть пеняет на себя.

Ну что хорошего могло получиться после такого разговора? Да ничего, само собой.

Вот так и вышло… И всё же в новую жизнь бывшая Лукина, а теперь Шеника принесла именно память о рынке, а не о том роковом наказании кнутом, которое в итоге отняло у неё жизнь. Только рынок… Ощущение пыли и песка под ступнями, выглаженное телами дерево столба с вкрученными в него огромными металлическими кольцами, цепи на руках и шее, подчиняющая магическая капля между ключиц, взгляды мужчин, которые проходили мимо. Они-то на рабском рынке ничего не стеснялись: и разглядывали, и обсуждали, и посмеивались, тыкая пальцем во всё, что их заинтересовало.

Шеника понимала, зачем принцу это было нужно. Он тогда хотел, чтоб будущая наложница побывала на торгах, чтоб по-настоящему испугалась за себя… И с радостью уступила всем его желаниям, просто мечтала бы оказаться в руках только одного хозяина, который, так уж и быть, станет обращаться с ней по-человечески.

Да, понимала — и в итоге ненавидела Менея ещё сильнее. Холодно, кристально, с отторжением. Нет, не настолько, чтоб мечтать о его смерти или мстить лично. Девочке хотелось только одного — никогда больше этого человека не видеть. Умрёт ли он или будет счастлив вдали от неё — без разницы.

Вот только кто ей самой вернёт душевное спокойствие?

Она свернулась в клубочек и затихла, надеясь, что не расплачется. Дурное это, лишнее. Увидев её покрасневшие глаза, братья Сверады обеспокоятся, занервничают, начнут хмуриться, выяснять, кто обидел, что произошло. А как она ответит на их вопросы? Всё ведь случилось уже давно, причём аж в прошлой её жизни. Ей просто хочется наконец выплакать свою память — а никак не получается.

— Шеника! — прозвучал голос Таяты, и девочка поспешно обтёрла лицо, так и не поняв, плакала ли или нет. — Ты здесь?

— Тут.

— Ну что такое? — Молодая женщина поспешила в её закуток и присела на корточки. — Что случилось? Опять накатило?

— Да… Сон снился. Вот я и…

— Бедняжка. Иди сюда. — Подтянула к себе поближе, прижала. — Маленькая наша, бедолажка… Тебе бы всё-таки съездить в храм, помолиться там, обратиться к Богине!

— Я боюсь, монахи вытянут из меня, в чём дело. И сообщат дракской правящей семье. Они ведь должны.

— Не верю я, что они такое сделают. Это ведь