Император на измене - Марина Эльденберт

Последнее она уже выпалила ему в лицо, топнула ногой, а потом схватила нож для резки бумаги. Прежде чем Дориан успел сообразить, чью жизнь защищать – свою или ее, жена фыркнула или зарычала. Наклонилась над столом и пририсовала его фотографии, которую ему принесли на утверждение для обложки журнала, красные рога и красные глазки. После чего одним движением пригвоздила фотографию ножом к столу и, отряхнув руки, направилась обратно к дверям.

Точнее, хотела направиться, но он перехватил ее раньше. Легко, за талию, и усадил прямо на стол, правда предусмотрительно подальше от торчащего в столешнице из многовекового дерева оружия. Сам же Дориан вклинился между ее бедер, прижал к себе тесно, отчего сам едва не стек на пол расплавленным воском. Хотя расплавиться ему не грозило, сейчас он, кажется, везде стал твердым.

– При чем здесь вообще Айседура?.. То есть, Айседора, – поинтересовался-потребовал он рычащим, сменившимся на демонический, голосом.

– Ты руки-то не распускай, – обманчиво-спокойно предупредила она, хотя после того, как эта хрупкая женщина с легкостью продырявила деревянный массив, обмануть этой хрупкостью было уже довольно сложно. – По крайней мере, со мной! С кем общаешься по холлам, нишам и будуарам, тех и лапай.

У нее голос тоже изменился, на последних фразах обретая именно демонические глубинно-низкие интонации. То ли это был отклик на него, то ли…

До Дориана вдруг дошло. Словно его ударило по голове тем самым деревом, и не столешницей, а даже бревном.

– Ты ревнуешь меня, моя дорогая? К Айседоре?

У него вырвался смешок. Потом еще один. Через некоторое время Дориан уже даже не смеялся, а откровенно и совершенно искренне ржал. Когда же глаза сбитой с толку супруги вновь опасно засверкали, он толкнул ее назад, так что его императрице пришлось упереться ладонями в столешницу, и навис над ней.

– Я все это время думал, как любовь к одной маленькой упрямой, но совершенно прекрасной демонессе сочетается с возложенными на меня обязанностями правителя огромной империи, и не мог придумать. А ты посчитала, что я развлекаюсь с фаворитками?

Пока он все этого говорил, ладонями прошелся по ее талии, погладил бока и спустился на бедра. Супруга безотчетно задрожала в его руках, и Дориан подумал: ну ладно она сомневалась по-женски, но какого демона он сам отказывал им во встречах и в этой близости?

Ее грудь высоко вздымалась, притягивая взгляд как магнитом, но если раньше его клинило исключительно на женских прелестях, сейчас он в принципе не мог отвести от нее взгляда. От ее глаз, по-прежнему гневно сверкающих, от пухлых, чуть приоткрытых губ.

– Любовь? – уточнила она. Как будто подумала, что ослышалась.

– Любовь, – совершенно серьезно ответил Дориан. Эхо смеха полностью стерлось из его голоса, остались только глубокие, хриплые ноты и эта серьезность. – Оказывается, любовь способна сделать как очень счастливым, так и абсолютно несчастным даже императора. Даже такого как я. Несчастным, потому что я не могу это контролировать, – прорычал Дориан, окунувшись в собственные чувства, в эту растерянность, что сводила его с ума, заставляя ощущать себя… не собой. Злиться на все это и парить над землей, вдыхая самый любимый аромат своей женщины. – И безумно бесконечно счастливым, когда ты рядом со мной.

Он заглянул ей в глаза и задал самый главный вопрос:

– Разве ты не чувствуешь того же? Без брачной магии. Без обязательств. Просто потому что… – Он не сумел подобрать нужных слов, впору было смеяться над своими дипломатическими талантами. – Со мной это впервые.

Вот теперь она растерянно моргнула. Гнев из ее взгляда исчез окончательно, растворяясь, теряясь… превращаясь во что-то иное.

– Я… – произнесла супруга. – Вообще-то, со мной тоже.

Между ними будто что-то хрустнуло. Может, лед, а может столешница, потому что Дориан опрокинул свою императрицу на письменный стол, врываясь в ее рот жадным, жарким поцелуем. Вкладывая в него все свои чувства, всю свою тоску и голод, испытываемый им, казалось бы, не эти несколько дней.

Кажется, он тосковал по ней всю свою жизнь.

–41-

Алена

Я сама не поняла, что это было. Вообще. Даже когда узнала об измене законного, между прочим, мужа, отреагировала спокойнее. С другой стороны, Дориан теперь тоже законный муж… мой.

Почему-то эта мысль отозвалась жаром в самом низу живота и прогнала все остальные мысли. Или их прогнал поцелуй? Жаркий, подчиняющий и нежный одновременно, стирающий все, что было и будет. Оставляя только настоящий момент, в котором Дориан расстегнул и потянул вниз мои брюки, а я застонала ему в рот, выгибаясь и вцепляясь пальцами в сильные плечи.

Которые, кажется, были просто выточенными из камня. Мне вдруг до одури захотелось повторить пальцами рельеф его мышц, и я приподнялась, чуть ли не вплавляясь в него и стягивая пиджак. А следом за ним – дергая пуговицы рубашки. То ли демоническая сила сработала, то ли что еще, но они отлетали, а не выскакивали из петель.

Дориан хрипло выдохнул, плотнее вклиниваясь между моих бедер. Я чувствовала его напряженный член почти в себе, если бы не его брюки и мое белье, так бы уже и было.

Но сейчас я только потянула вниз его рубашку, повторяя ее след ногтями. От прикосновения к мужу крышу сорвало окончательно, как никогда и ни от чего. Тем более что эти прикосновения отзывались в его теле: я чувствовала, как по стальным мышцам течет жаркая дрожь. Точь в точь как по моему телу.

Я, кажется, превратилась в оголенный нерв, наполненный желанием, задыхаясь от обжигающих поцелуев-укусов, я выгибалась, терлась о него. В какой-то момент Дориан не выдержал, и моей блузке пришел конец от одного рывка. А следом за ней – еще одной детали туалета.

– Ты меня с ума сведешь, – хриплым бархатным голосом сообщил он. Губы ожег контраст прохладного воздуха, а сосок – его губы. Наклонившись, Дориан втянул в себя вершинку моей груди, сжимая зубами почти до боли, а после играя с ней языком. От этой ласки я буквально взвыла, а потом мстительно потерлась о выпуклость на его брюках разведенными бедрами.

– Доиграешься, – пообещал муж.

– Жду не дождусь, – сумасшедше-низким голосом отозвалась я. И облизнула губы.

Глаза мужа полыхнули, и в них на этот раз раскрылся не просто космос, а вся вселенная. Меня