Отверженная жена дракона - Кира Иствуд

Ни один из них не сказал мне – откажись. “Если что-то твоё – то нужно бороться”, – вот что я усвоила с детства. Адалин же думала, что от своего она должна отказаться. Кажется, если бы могла, она добровольно отдала бы свою драгоценную метку Эйде. Лишь бы та была счастлива.

Всё потому, что у Адалин не было примера. Не было родителей, что её любили.

Не было близких подруг, кроме Эйды – которая не давала девушке продохнуть, нагружая делами.

Отец, который должен был заботиться о дочери, скрыл их родство. Он обставил всё так, будто оказывает сироте услугу, за которую она должна кланяться ему в ноги всю оставшуюся жизнь. Мать Эйды знала, что девочка нагулянная, и относилась к ней жестоко. Пожалуй, Эйда единственная, кто проявляла к ней доброту… Но за эту каплю тепла Адалин пришлось дорого заплатить.

Всю жизнь её учили, что она лишь приложение к наррате. Её слуга. В итоге она жила для других, а для себя ничего не желала. Не смела желать.

Так и проходили год за годом… Но однажды, ещё совсем юная Адалин заплутала в тумане. Теневые твари напали на её след, она отчаянно отбивалась, без шансов спастись. Но миг отчаяния её – задыхающуюся, умирающую – отыскал дракон и закрыл от тварей. Он был в городе из-за туманного прилива, но кто бы подумал, что он каждого попытается спасти. Даже никому не нужную сироту, что по глупости ушла глубоко в серую муть.

Потом Адалин часто снился тот день… Снились сильные горячие руки, что держали её над лесом крепко, но бережно. Снился глубокий проникающий в душу голос, который сказал ей, что теперь всё будет хорошо. А когда Адалин всё равно расплакалась, шепча о том как виновата, мужчина легонько щёлкнул девочку по носу и заявил, что дети виноватыми быть не могут. Дракон улыбнулся ей – насмешливо и искренне, несмотря на свои израненные крылья и усталость от долгой борьбы с туманом.

Как после всего этого одинокая маленькая альта могла не влюбиться?

Разве был у неё хоть один шанс избежать этих чувств?

Разве могу я, вспоминая об этом, не ощущать, как моё сердце наполняется трепетом и гордостью, за такого мужчину?

Но не только Адалин полюбила Клоинфарна.

Потом и он полюбил её.

И доказательство этой любви в том, что Клоин всё равно не дал волю гневу. Несмотря на то что Эйда безжалостно вырвала его сердце, помогла запереть во тьме на тысячу лет – Клоинфарн не разрушил её-моё детство. Несмотря на весь кошмар, что дракон пережил – он позволил мне вырасти в счастье.

Даже украв, даже заперев в замке, Клоинфарн вёл себя так, будто сам не понимал, чего именно от меня хочет. То ли мучить, то ли оберегать. То ли чтобы я вспомнила прошлую жизнь и своё предательство, то ли чтобы прошлое осталось прошлым.

Наверное, глядя на меня, его душу рвало на части. Любить и ненавидеть – всё равно что босиком идти по пустыне, где вместо песка – осколки. Вот почему раньше в глубине его глаз выли монстры, вот почему он смотрел на меня так, будто хотел разорвать на куски, и одновременно – защитить от самого себя.

Я вытираю выступившие на глазах слёзы.

Мне так печально думать об этом…

Зажмурившись, бросаю в лицо горсть капель. Качнув головой, откидываю назад мокрые волосы. А потом выбираюсь из воды. Вытершись полотенцем, одеваюсь в вещи, которые Клоинфарн оставил на стуле – среди них голубое мягкое платье, удобные туфли на низком каблуке.

А в голове тем временем снова и снова вьются мысли-верёвочки. Все они – о нём. О том, как я хочу коснуться дракона, обнять. Хочу услышать его глубокий искренний смех, увидеть свет в тёмных глазах – какой сиял в них раньше – чистый, ослепляюще яркий. Хочу, чтобы его раны зажили, и чтобы всё плохое закончилось.

И чтобы Клоинфарн, наконец, был счастлив!

Если бы я могла хоть как-то помочь – сделала бы что угодно. Если пришлось бы, я, пожалуй, отдала бы ему собственное сердце взамен утраченного. Вот только моё сердце – кроличье. Оно слабое, пугливое, глупое. Но если бы оно подошло…

Замерев, я прикладываю пальцы к груди.

И чувствую, как в них отдаётся стук.

Пора признать, если во мне действительно звучит лишь эхо любви – то это ужасающе громкое эхо. Я пропитана им, оно в моей крови, на моих губах, в моём голосе. Оно в моей душе – той части, что была Адалин. И в той части, что родилась уже Адель.

Оказывается, те слова, что в моём сне просила передать Адалин – это на самом деле мои слова, так же как и её. Да, не известно, что чувствует сам Клоинфарн. Видит ли он во мне лишь ту, кем я была в прошлом, или всё же видит меня, какой я стала сейчас…

Я не знаю!

Но для моего сердца это и неважно.

Я готова помочь ему во всём!

И прежде всего…

Дбах! – резко распахивается дверь, обрывая мои мысли.

Я испуганно оборачиваюсь. На пороге стоит Клоинфарн, обеспокоенно оглядывая ванную комнату. На нём свежая белая рубашка, волосы убраны в пучок на затылке. За спиной мужчины маячит Тис – бледный до синевы, но зато живой.

– Адель, ты в порядке? – хмурится дракон, переступая порог и подходя ко мне широким шагом. Места в помещении сразу становится мало, словно Клоинфарн заполняет его одним своим присутствием. Он опускает ладони на мои плечи, его голос глубокий как океан: – Что-то случилось?

– Нет, всё в порядке, – я подаюсь к Клоинфарну и обнимаю его широкую спину так, будто нет ничего естественнее. Утыкаюсь носом в шершавую ткань рубашки, под которой проступает рельеф мышц. Вдыхаю запах. Вкусно… и голова сразу идёт кругом. Интересно, рядом с драконом я теперь всегда буду ощущать себя немного пьяной?

– Ты звала меня? – спрашивает он, заправляя мокрые пряди мне за уши. Каждое его касание будто касание тонких струн, что отзываются внутри мягким звоном.

– Разве что мысленно, – говорю я.

– Значит, думала обо мне даже в ванной? – с улыбкой в голосе хмыкает Клоинфарн, очевидно, желая смутить меня. Но теперь это не так просто.

Подняв лицо, я тоже улыбаюсь.

– Да. Думала о тебе. Размышляла, подойдёт ли тебе моё кроличье сердце взамен утраченного.

– А что, готова его мне отдать?

– Да.

– Ну ты и глупышка, – он легонько