Уездный город С*** - Дарья Андреевна Кузнецова

А пока Брамс отводила душу, поручик имел разговор с Чирковым, тот поворчал, но согласился с доводами Титова, что посещение «Взлёта» и беспокойство ценных специалистов оправданно. Даже не ограничился разрешительной бумагой, а сам позвонил. По тому, с какой искренней теплотой полицмейстер разговаривал с «дорогим Михал Палычем», Натан понял, что отношения у здешних полицейских с Охранкой неплохие. Возможно, не столь уж дружеские, как Чирков показывал, но поручик позволил себе надежду, что совать палки в колёса следствию смежное ведомство не станет. При наличии весомых аргументов, а их у Титова имелось в достатке.

Личная часть беседы, касательно будущего и настоящего Аэлиты, выдалась куда более напряжённой. Чирков слишком привык к мысли, что избавился от этой головной боли, пойдя на поводу у родственницы, и не желал нового обострения конфликта. Он отчаянно пытался усидеть на двух стульях, даже сознавая невозможность подобного, и Натан, покидая его кабинет, не мог уверенно заключить, какое решение принял полицмейстер и принял ли вообще. Однако Титов был готов упорствовать до конца и Брамс не уступать, даже несмотря на собственные птичьи права.

Обитателей двадцать третьей комнаты Натан нашёл в оживлении, и особенно бросался в глаза весьма довольный, даже гордый вид вѣщевички.

– А вот и начальство пожаловало, – весело поприветствовал его Федорин и выразительным взглядом обвёл трость. – Экий ты перекошенный… Вроде вчера отделались лёгким испугом?

– Это не вчера, это давнишнее, – отмахнулся Титов и растерянно уточнил: – Я что-то пропустил?

– А то! Аэлита Валентинова приголубила!

– То есть как? – обомлел поручик.

– Ну уж всяко поскромнее, чем ты вчера, – хохотнул Федорин. – Обошлась оплеухой.

– Что он натворил? – охнул Титов, тяжело опускаясь на стул.

Представить, чтобы мирная вѣщевичка вдруг перешла к рукоприкладству, он не мог. То есть мог, но должно было случиться нечто совершенно из ряда вон. Однако поручик был пока слишком хорошего мнения о служащих уголовного сыска и полагал, что в подобном случае за честь девушки вступился бы кто-то ещё.

Ведь вступился бы, да?..

– Да как обычно, гадости говорил, – отмахнулся Василий. – Сказать по правде, никто и чухнуться не успел, как Аэлита сама его на место поставила. Твоё благотворное влияние.

– Да уж, – страдальчески покривился Титов, пятернёй взъерошив волосы. – Как бы только это боком не вышло.

Он четверть часа убеждал Чиркова, что никакой беды с Аэлитой не случится и она под присмотром, а стоило отвернуться – так «благотворное влияние» из всех щелей полезло!

– Да перестань, на Аэлиту Валентинов жаловаться не пойдёт, – отмахнулся Федорин, легко проследив ход мыслей петроградца. – Она же нашему полицмейстеру родня, побоится.

– Мне бы твою уверенность, – вздохнул Натан. – Ладно, время покажет. Идёмте, Брамс, нас в Охранке ждут.

Пока шли по коридорам, задумчивая Аэлита передала поручику слова Элеоноры и выданные ею документы. Из киевского послания следовало, что историк Данила Рогов действительно имелся, по краткому описанию походил на знакомца с Песчаного острова, а дальше следовало ждать высланного воздушной почтой личного дела.

– Натан Ильич, мне не стоило этого делать, да?

– Делать что? – уточнил Титов.

– Валентинова бить. Он гадости говорил, ему одежда моя не понравилась, но я не знаю, почему вдруг решилась… Обыкновенно бы и внимания не обратила.

– Не знаю, – вздохнул Натан. – Я не сомневаюсь, что он это заслужил и вы были правы. Да по Валентинову давно батоги плачут, и я, признаться, не понимаю, отчего его все терпят. Родня у него, что ли, высоко сидит?.. Но мне не нравится, какие последствия подобное может иметь. Если он решит нажаловаться Чиркову, объясниться с вашей семьёй станет ещё труднее. Впрочем, не берите в голову, всё уладится. Чай, не семнадцатый век на дворе.

– Спасибо, – тихо проговорила Аэлита, искоса глянув на мужчину. Пару мгновений помолчала, а потом задумчиво продолжила: – Зато я поняла, почему вы его тогда ударили.

– И почему же?

– Ну… мне довольно трудно подбирать ответные слова, если кто-то хамит, поэтому я обычно стараюсь пропускать это мимо. А тут раз – и он вдруг замолчал. Просто волшебство какое-то!

Натан негромко засмеялся, качнув головой.

– Интересный взгляд на проблему. Но вы, надеюсь, не станете теперь всем налево и направо раздавать оплеухи? Это не лучшее решение, на крайний случай. А то мне останется лишь сгореть от стыда за дурное влияние на вас.

– Наверное, не стану, – рассеянно отозвалась Брамс. – Но вы не ответили, я угадала?

– Отчасти. С одной стороны, да, это способ заставить замолчать. А с другой – подобные люди просто не понимают слов.

– А что он тогда не так сказал? Ведь правда, в войне участвовали не только мы, но и союзники.

– Дело не в факте, дело в отношении к нему, – вздохнул Натан, поморщившись. – Нехорошо принижать роль союзников в войне, немецкий народ тоже очень многое совершил для прекращения экспансии саксов, не говоря о том, что война шла на их земле. Но принижать роль собственной страны и солдат куда гаже и гнуснее. Наши союзники чествуют своих героев в день памяти, мы – своих, это нормально. А вот такие вот… либералы, они не то что не патриоты, они – антоним этого понятия. Как говорил один писатель, они словно дети, бьющие и поносящие свою мать, которые радуются всем её неудачам. Это какое-то уродство, душевная болезнь, настоящий садизм – находить удовольствие в чьих-то бедах, смаковать трагедии, измываться над чужим подвигом, – жарко, уверенно проговорил он. Потом поморщился и вздохнул: – Извините, я, должно быть, увлёкся. Каждый раз подобное выводит из себя. Обыкновенно удаётся сдерживаться, но тут… Право слово, чувство такое, будто Валентинов намеренно злит окружающих и радуется, если удаётся попасть в цель.

– Ничего страшного, – проговорила Аэлита. – Это… интересно. Коленька вот приедет в отпуск из полка, вы с ним точно подружитесь.

– Полагаю, да. Вот вы сказали про сложность с поиском остроумного ответа, и мне вспомнилась наша первая встреча, – заметил он, желая перевести разговор на менее щекотливую тему. – Про дрын было весьма остроумно, хотя и нарочито, так что вы себя недооцениваете.

– Это не я придумала, – смущённо созналась Брамс. – Это у нас в любительском театре при Университете пьеску ставили детективную, «Уездный город» называлась, кто-то из студентов сочинил.

– И хорошая пьеса? – со смешком полюбопытствовал Титов.

– Мне понравилась, – смущённо отозвалась Аэлита, не вдаваясь в подробности. Пьесу ругали за вот эту самую нарочитость, но ей самой энергичная приключенческая история пришлась по душе.

Охранка квартировала неподалёку, в небольшом здании радостного лимонно-жёлтого цвета.

Номинально