Уездный город С*** - Дарья Андреевна Кузнецова
Натан к трупу не подходил и выловить его не помогал – слишком неуверенно поручик сейчас стоял на ногах, боялся оскользнуться на истоптанном коровами глинистом берегу. Да и что там разглядывать, в самом деле? Кроме места находки, тело ничем не отличалось от предыдущих: молодая женщина сходной наружности, со следами удара на затылке и признаками утопления, спущенная в воду прежним образом, убитая вчера вечером. Только обнаружил труп не рыбак, а пригнавший стадо на водопой пастух – снулый тощий детина с плоским, рябым, неумным лицом. Взглянув на него и перемолвившись парой слов, Титов отпустил парня восвояси.
От судебных медиков сегодня присутствовал другой специалист, не Филиппов. Немолодой, невыразительный и молчаливый, он производил не самое приятное впечатление своими рыбьими глазами и редкими сальными седыми волосами. Однако дело знал крепко, был в курсе предыдущих случаев и обещал управиться со вскрытием в кратчайшие сроки.
Картина умбры, снятая Аэлитой, полностью повторяла предыдущую, с тенью некоей вѣщи, и, пока судебные, скользя и ругаясь, с помощью городового вытаскивали тело, Титов крутил в голове это обстоятельство. Откуда взялась разница? Почему на первом трупе умбра стёрта подчистую, а на двух других остались следы? Та вѣщь, которая их оставила, появилась у преступника после первой смерти? Прихватил на память у Наваловой?
Картина действий сумасшедшего вырисовывалась чётче. Первое убийство, может быть, совершённое в аффекте или с другим, вполне весомым мотивом, стронуло что-то в шаткой психике вѣщевика, и он принялся избавляться от женщин, похожих на первую жертву, прихватив у неё на память некую вѣщь. Может быть, даже не задумавшись, что это не просто украшение.
С другой стороны, оберег этот мог и не принадлежать Наваловой, а появиться у убийцы иным путём.
Увы, поиски с собаками тоже не принесли результата: не то добирался убийца не по берегу, а по воде, не то ещё что, однако след не взял ни один из трёх охотников, хотя скрупулёзно обошли весь берег до самого моста.
– Натан Ильич, у меня из головы не идёт та таблица, которую нам в Охранке показали, – негромко поделилась Аэлита, когда сыскари медленно шли в гору к дороге. Титов бы и ещё медленнее ковылял, однако упрямство не позволяло.
– И как? – уточнил мужчина, радуясь возможности отвлечься на разговор.
– Не знаю, как объяснить… – Она замялась. – Мне очень странно говорить такие слова, но та умбра принадлежала чему-то живому.
– Вы меня окончательно запутали. Как это – «чему-то живому»?
– Я и сама запуталась, – тяжело вздохнула Брамс. – Видите ли, стереть умбру с живого человека до конца нельзя, некоторое её количество постоянно вырабатывается нашими телами. У вѣщевиков и жiвников – больше, у прочих – меньше. После смерти собственная умбра очень быстро истаивает, буквально за считаные минуты. То есть, сняв умброметром показания с живого человека, мы получим определённую картину, по которой, говорят, жiвники даже могут какие-то болезни обнаруживать. Животные и растения тоже при жизни вѣщевую силу вырабатывают, но меньше. И главное, умбру человека, животного и вѣщи невозможно перепутать, они очень отличаются. А вот в той таблице было что-то среднее между умброй человека, причём вѣщевика, животного и вѣщи. Я с первого взгляда даже внимания не обратила, а ведь там же был явственно завышен уровень… – проговорила она, но, бросив взгляд на поручика, осеклась и заметила нейтральней: – В общем, очень странная картина.
– А не мог это быть, скажем, человек, на котором надета какая-то хитрая и сложная вѣщь? Или человек со зверем на плече?
– Определённо нет. Помимо прочего, там ещё недоставало некоторых важных показателей. И замаскировать их вот так, в отдельности, невозможно. Как думаете, нужно об этом сказать? Или они без нас разберутся?
– Да бог их знает, – вздохнул Титов. – С одной стороны, не хочется лишний раз привлекать внимание Охранки, без него здоровее будешь. А с другой – вдруг это важно? Если бы это говорили не вы, я бы, может, и отмахнулся. В конце концов, в Охранке своих спецов хватает. Но… – Он пожал плечами и качнул головой, а после решительно махнул рукой: – Думаю, уточнить стоит, только рваться ради этого на приём не будем. Раз уж нам велено держать Охранку в курсе, вот как дойдёт дело до следующей встречи – так и сообщим заодно. Ну что, поедемте на «Взлёт»? – предложил поручик: они как раз добрались до дороги и оставленного там верного «Буцефала».
Брамс рассеянно кивнула, укладывая чемоданчик в багажную сетку. Натягивая краги, искоса поглядывала на мужчину, а потом вдруг резко обернулась к нему и неожиданно твёрдо проговорила:
– Нет, для начала мы поедем в Департамент.
– Зачем? – растерялся Титов.
– Пообедаем, а главное, вы отдохнёте! – непримиримым тоном заявила вѣщевичка, даже грозно упёрла руки в бока. Выглядело это довольно потешно.
– Отдохну от чего? – не удержался от улыбки поручик.
– От прогулок! И совсем не смешно, – чуть сбавила тон Аэлита, но упрямо нахмурилась и продолжила: – Я же вижу, как вам тяжело! Вы утром хромали не так сильно, а теперь вообще почти на ногу не опираетесь и ещё кривитесь на каждом шаге… Натан Ильич, ну нельзя же так, взрослый человек! Что вы себя совсем не бережёте?!
Отповедь вѣщевички Титов слушал с улыбкой. И смешно было, что эта рассеянная девица ему выговаривает за упрямство, и неловко, потому что говорила Брамс по делу. А ещё от искреннего негодования и волнения Аэлиты, от того, что вообще обратила внимание, делалось очень тепло на сердце.
– Дурак, наверное, – легко согласился Натан, пожав плечами. – Значит, едемте в Департамент, всё одно вы за рулём. Не пойду же я до завода пешком.
От такого ответа Брамс на миг обмерла – она-то всю дорогу подбирала слова, настраивалась на долгий спор, а поручик взял и послушался! Пару мгновений растерянно хлопала глазами, ожидая, что мужчина передумает, но тот продолжал рассматривать её с тёплой, ласковой улыбкой. Несколько смутившись под таким взглядом, вѣщевичка молча кивнула и принялась заводить «Буцефала».
Титов же, уже привычно устраиваясь на жёстком сиденье, вынужден был признать одно несомненное достоинство железного коня перед живым: в седле бы он сейчас точно не удержался, а тут вроде и ничего…
– Случилось что-то ещё? – растерянно спросил у Элеоноры Титов, когда они с вѣщевичкой после обеда заглянули в двадцать третью комнату. Кроме делопроизводительницы присутствовал один только Бабушкин, раскладывающий за столом большой пасьянс.
– Разное, – лениво отозвалась женщина,
