Уездный город С*** - Дарья Андреевна Кузнецова
Двух других покойниц, портреты которых поручик на всякий случай показал Наталии Николаевне, та предсказуемо не опознала и среди круга общения дочери таких не видела.
Титов записал показания, возлагая куда больше надежд на дневник и подруг Акулины.
– Наталия Николаевна, как вы себя чувствуете? – наконец ровно спросил поручик, когда все прочие детали оказались выяснены. – У меня есть ещё один, последний, вопрос, но он может быть весьма тяжёлым и болезненным.
– Спрашивайте, господин полицейский. – Тонкие бледные губы тронула слабая улыбки или её тень. – Мне остались считаные дни или даже часы, и если вы сократите этот срок – я буду счастлива.
– Вы знали, что ваша дочь носила ребёнка? Около месяца.
Женщина несколько мгновений сидела неподвижно, после чего медленно качнула головой, хотя уже можно было обойтись и без этого: ответ стал ясен сразу.
– Что ж. Раз Богу так было угодно… Видимо, я сильно грешила в жизни. Скоро уже за всё отвечу. – Голос её сошёл на невнятное бормотание, потом повисла тишина. Через несколько мгновений неловкого, напряжённого молчания Наталия Николаевна вновь заговорила – ровно, почти твёрдо: – Это всё, что вы хотели узнать?
– Да. По крайней мере пока.
– Потом уже не будет. Мы уже не увидимся, – качнула головой женщина. – Поймайте его, пожалуйста.
– Мне самому очень этого хочется, – искренне проговорил Натан, избегая обещаний и клятв.
Титов не отличался суеверием, но не хотел брать на себя подобное обязательство, тем более от умирающей и раненной горем женщины. Он собирался сделать всё от него зависящее, чтобы убийца понёс суровое наказание, но далеко не всё в этом мире зависело от поручика.
Хозяйка дома кивнула, и сыскари, распрощавшись, вышли, остановились у крыльца.
С низких, толстых серых туч продолжал сыпаться мелкий дождь. Аэлита запрокинула голову, подставляя лицо мороси, и, крепко зажмурившись, несколько раз глубоко вздохнула.
– Вы в порядке? – озабоченно проследив за этими действиями, спросил Титов.
– Да, наверное, – отозвалась Брамс, не опуская головы. – Это… ужасно.
– Что вы думаете об Акулине?
– Не знаю, – поморщилась вѣщевичка. – Да не разбираюсь я в людях и её совсем не могу себе представить!
– А всё-таки? – заинтересовался Титов. – Что именно вас особенно смущает?
– Это экзамен? – подозрительно покосилась на него Брамс, после визита взвинченная и склонная огрызаться.
– Нет, мы просто обсуждаем общее дело, – спокойно улыбнулся поручик. – Вы же хотите научиться следственному ремеслу, да?
– Ну да, – не вполне уверенно откликнулась она и, нахмурившись, пробормотала: – Странно это. Муж говорит, ей нужны были деньги, а мать уверяет – наоборот. Как такое возможно?
– Очень просто, – удовлетворённо хмыкнул Натан. – Один из них врёт или ошибается.
– А вы не стали их разубеждать и пытаться на этом поймать.
– Если я им не верю, им совсем не обязательно об этом знать. Зачем? – пожал плечами поручик. – Кроме того, ложь может быть неумышленной. Матерей зачастую слепит любовь к детям, и не исключено, что её образ «Кулечки» далёк от истины. А с другой стороны, решительно все, начиная с самого Сергея Михайловича, говорят о том, что супруги не ладили и не понимали друг друга, были чужими. Не исключено, что проблема в этом.
– Но нам же необходима правда, да? – Аэлита заметно оживилась и заинтересовалась словами поручика, стряхнув оцепенение. – И как её выяснить?
– Лучше всего о человеке говорят его вещи, – задумчиво протянул Титов. – Они почти никогда не лгут и не ошибаются.
– И что они сказали сейчас?
– Акулина была очень аккуратной и бережливой, она следила за тратами и порядком в доме. И это, к слову, прекрасно объясняет антипатию к ней прислуги.
– Почему? – полюбопытствовала Брамс.
– Это просто. Люди любят лениться и зачастую по мере сил изыскивают способ облегчить себе труд. Я не утверждаю, что прислуга Горбачей ленива и нерасторопна, но сомнительно, что они выполняли свои обязанности с излишним тщанием, отсюда и конфликт. Акулина требовала совершеннейшего порядка – и в вещах, и в тратах. Может быть, отличалась завышенными требованиями, только не в силу своей избалованности, а из-за склонности к порядку. Припомните её наряды. Ни одна модница и избалованная жена с запросами не станет хранить и чинить старые платья. Возможен другой вариант, что она была исключительно скупа и склонна к накопительству, но тут уже стоит припомнить слова и матери, и мужа: никто из них о подобном не обмолвился, а не заметить такую черту в человеке трудно. Да и говорил бы в этом случае супруг о жадности жены, а не желании красивой жизни.
– Выходит, муж врёт?
– Выходит, он её не понимал, – мягко возразил Титов. – Что честно признал.
– Тогда что нам дают все эти измышления? – Брамс тряхнула головой.
– Пока лишь более точный портрет убитой.
– А зачем он нам? – изумилась женщина. – Или вы думаете, её муж убил? И двух других?!
– Он не мог убить двух последних женщин, у него алиби. Мы проверим, что он делал на «Взлёте» ночью, действительно ли был там с восьми часов и не имели ли возможности выбраться тайком, но я не думаю, что он стал бы столь нагло и глупо лгать.
– А если у него был сообщник? – азартно спросила Аэлита. – Или вот, скажем, он специально двух убил, чтобы отвести от себя подозрение?
– Это прекрасно, но так можно любого человека обвинить, – улыбнулся Титов, откровенно любуясь горящими интересом глазами Брамс и наслаждаясь её искренним пылом. – У нас пока нет ни единой причины действительно подозревать в убийстве Горбача. Да, он подозрителен уже потому, что совмещает в себе вѣщевика из списка и родственника одной из жертв. Но нет ни мотива, ни оснований подозревать наличие помощника. Умбру-то убийца стирал сам, и как минимум во втором случае Горбач бы явно не успел. Вот смотрите. Мы точно знаем, что вторая жертва, Елена, около восьми часов вечера была ещё жива, и почти уверены, что примерно в это время Горбач пришёл на «Взлёт». Уточнение «около» даёт разбег по времени, но вряд ли он по-настоящему значителен. Ну полчаса, сорок минут – ему бы этого не хватило. Да и умбру стереть дело не пяти минут. Можно допустить, что действовали два сообщника-вѣщевика, но это слишком. Особенно если речь идёт просто об устранении неверной жены.
– Ну да, –
