Черноокая печаль - Зарина Солнцева

— Напасть на голову Всемила пришла. Ранило его сильно при битве над Гертой, и исчез с поля боя. Мы так и не нашли ни тела его, ни доспехов. Как сквозь землю...

Я дернулся, сразу почуяв неладное. Лицо само собой посуровело. Опережая мой вопрос, бер ответил:

— Я уже озаботился держать это в тайне. Для всех — вождь отбыл по срочным делам в Залград. Мои ищейки роют землю в тысячи верстах вокруг, но никого пока не нашли.

Вот дела... Потерев лоб, я поджал губы.

— Зачем со свадьбой настояли? Почему не повременили, раз такое дело? Надо отменить!

— На свадьбу настояла Лукьяра. — фыркнул с гримасой недовольства бер, упомянув жену своего вождя. И праматерь клана черных.

Поморщив лоб, я призадумался. Зачем бабе так невтерпеж избавиться от единственной дочери, когда муж при смерти? Вывод напрашивался только один.

— Кто невеста, Ратебор?

Без шуток и пылая от негодования наступил я на бера. Тот примирительно поднял лапы. Но лютая злоба поразила меня до глубины души.

— Угомонись, Третьяк. Я всё объясню...

— Обьяснишь?! — шипел я на него, как змей. — Что?! Кого вы сосватали моему брату?! Больного ребенка!

Все знали, у Всемила две дочери. Старшая — наследница, капризная красавица и местная царица, не иначе. И вторая, которая родилась больной. По слухам, не говорит, не ходит, не видит. Проклятая за грехи своей матери. Ведь если верить злым языкам, Лукьяра заигралась черной магией, покупая у колдунов снадобья, чтобы родить сына. Но родилась эта бедная дитя, в коей Всемил души не чаял.

— Да уймись ты! — бер хлопнул меня по груди, строго глянув. — Госпожа не блещет умом, конечно! Но я не настолько потерял страх перед богами и слово свое, чтобы допустить такой грех!

Я немного успокоился. Но не до конца, по-прежнему переживая бурю внутри.

— Тогда кто невеста? И не говори мне, что Светла! Иначе прямо сейчас ворвусь в ее покои!

Пригрозил я ему, и Ратибор поджал губы, но вынужденно изрек:

— Не Светла. Она первая дочь, рожденная в браке. Ее нельзя выпускать из клана, когда Всемил почти на грани. Но у моего господина не две, а три дочери.

— Бастардка.

Смекнул я, тяжко вздохнул. И вдруг неожиданно для себя, бер резко и так со вкусом ухватил меня за грудки и впечатал в стену. А говорит, что старик, я аж растерялся!

— Послушай меня внимательно, Третьяк. Всемил признал ее своей кровной дочкой. Ее имя внесено в реестр и начертано на камне предков. У девчонки столько же прав на трон господский, сколько и у Светлы!

— Но ты отдаешь ее замуж?

Надломил я бровь. Ратебор отвел взгляд в сторону.

— Я мог отменить помолвку, и Гром бы принял причину. Но... — бер на миг прикрыл очи, собираясь с мыслями, — Я поклялся господину жизнью, что защищу его дочерей, что бы там ни было.

— Лукьяра изживет эту девочку со свету. — догадался я, — Поэтому ты сосватал ее Грому подальше от двора. — И тут же не удержал яду за зубами, — А ты не подумал, Ратебор, что у нас мать ее проглотит и не моргнет?! М?

— Не только о ее безопасности я размышлял, когда отправлял к вам, — бер отпустил меня и отошел назад, растерянно повел рукой по волосам, — Точнее уж наоборот. Желая спасти Светлу.

— О чем ты? — непонимающе надломил я брови. Ратебор глянул на меня усталыми глазами, потерявшими яркость и вкус жизни. Бер очевидно был сыт по горло интригами и бедами.

— Светла капризная, наивная девчонка. Она не боец, не охотница и даже не медведица до конца. Звериный лику раз в две зимы принимает. Разнеженная наследница. Ее разбаловали что отец, что мать. А вот Гроза... — мужчина на миг умолк, очевидно что-то вспоминая, а потом тряхнул головой, будто пряча тень вины, — Она росла без отца и матери. Познала на себе все горести войны, голода и презрения. Когда ищейки Всемила нашли ее, было уже поздно защитить юную медведицу. Молодка и не хотела приходить сюда, в дом отца, и называть его таким. Пришлось пойти на хитрость. Когда ты увидишь ее, ты поймешь, о чем я веду речи.

Хмыкнул он, последнее быстрее увидев мое неверущее лицо. Я громко фыркнул, но перебивать не стал. Ратебор опять заговорил.

— Светлу спасает лишь то, что сестра не заинтересованна в троне. Но если Лукьяра и другие начнут ее давить, то Гроза быстрее всего начнет кусать в ответ. И как истинная дочь своего отца она ударит по самым больным точкам...

Он демонстративно замолчал, давая мне додумать.

— По Светле и Лукьяре.

Шепнул я, уловив нить его задумки.

— Но если она так хороша, почему ты не отдаешь Светлу нам? Каким был уговор пятнадцать весен назад, и не оставишь эту Грозу на троне?

Как бы там ни было, я хотел придерживаться изначального плана и отнести брату «его» невесту.

Ратебор поморщился, будто кислой капустки наелся.

— Лукьяра меня за это на вертеле как поросенка насадит. Да и потом, я верю, что Всемил скоро вернется к нам.

Надежда никогда не покидает наши сердца.

— Я передам Грому, мы тоже отправим своих ищеек вам в помощь.

— Благодарствую.

Кивнул мне искренне излагая свои мысли бер. И все же меня смущала невеста.

— Гром будет не в восторге. Как и мать.

Кисло фыркнул я. Он годами духовно готовился к капризной Светле. А тут... Такой дар богов.

— Если уж на то пошло, то передай ему, что Всемил просил найти мне надежного и честного бера в мужья Грозы. А более честного бера, чем он, я не знаю. — Не верить Ратебору можно, но толку-то. — А матушке передай, что в приданное невесты достаточно золота, а еще роща вокруг бирюзового озера вместе с ним.

От услышанного я присвистнул.

— Неужто бастард от любимой полюбовницы, раз Всемил так раскошелился?

— Там очень запутанная история, — увильнул от ответа бер и с надеждой глянул на меня. — Ну что, Третьяк, поведешь невесту?

Тяжкий вздох покинул мои уста. По Наталке соскучился, аж слов нет! А я тут торчу, дела брата решаю. И что он сам не пошел, спрашивается?!

А с другой