Золото и пепел. Хроники города номер Три - Мария Соколова

Вместо ответа Кайл порывисто касается моих губ. Мгновение, и поцелуй вспыхивает страстью, жарким пламенем, сжигающим все на своем пути. Нахлынувшее возбуждение моментально опьяняет меня, и всё – ранний подъем, утренний душ, не выпитый кофе – отодвигается на второй план. Я отвечаю на его жадные прикосновения, обвивая руками его шею и нетерпеливо притягивая к себе. Ай, ладно! Не страшно! С вечеринок я и позже домой приходила.

Первые рассветные лучи робко пробиваются сквозь неплотно задернутые шторы, застенчиво очерчивая малиновым светом наши переплетенные силуэты.

Спустя час, когда буря стихает, мы лежим обессиленные в объятиях друг друга. Кайл ласково перебирает мои волосы, а я прижимаюсь к нему, наслаждаясь теплом его тела.

— Прости, что был резок, — вдруг произносит он, разрывая тишину. — Я надеялся избежать этого разговора, но ты буквально не оставила мне выбора.

— Сама виновата. Но я просто не знала… Хотя, наверное, должна была… Ну, и порадовать тебя хотела…

— Ну да, конечно, — смеётся Кайл. — И в постель ты меня затащила совершенно случайно, ничего такого не планируя? А теперь вставай, хитрая лиса. Твоя мама, наверное, уже волнуется.

***

Мы выходим из Серебряного небоскрёба, держась за руки. Солнце, будто сонный великан, лениво поднимается на востоке, окрашивая всё вокруг мягким золотым светом. Утренний бриз приятно холодит кожу, а над головой, приветствуя новый день, с пронзительными криками кружат чайки.

— Ну что, до встречи послезавтра?

— До послезавтра, — с грустной улыбкой отвечаю я, не в силах отвести от него взгляд. — Хотя я уже безумно скучаю.

И, с неохотой выпустив его тёплую ладонь, я делаю несколько неуверенных шагов в сторону дома, как вдруг Кайл окликает меня. В одно мгновение он оказывается рядом и крепко обнимает, словно боится, что я растворюсь в утренней дымке.

— Будь осторожна, ладно?

— Хорошо, конечно. Ты чего? — спрашиваю я, улавливая в его голосе какую-то странную напряжённость.

— Да так, не бери в голову, — тихо говорит он, заботливо убирая непослушную прядь с моего лица и целуя в лоб. — Ну всё, иди. И напиши мне, как доберёшься.

Купив в кафе любимый крепкий кофе, я неспешно бреду по набережной, всем сердцем радуясь окружающему миру – птицам, морю, даже порывистому ветру, который во все стороны треплет мои волосы. В голове хаотично вспыхивает какое-то невероятное количество самых разнообразных мыслей: о бедном районе, об аукционе, о зарплате истребителей, о Кайле, о жаркой вчерашней ночи и сегодняшнем не менее горячем пробуждении, о том, оценил ли он моё нижнее бельё, о забытой в отеле расчёске и многом, многом другом.

И вдруг меня озаряет: пора всерьез задуматься о том, как познакомить Кайла с моими родителями! Начать, безусловно, стоит с мамы. Она ведь дала понять, что догадывается о многом и искренне рада за меня? Значит, она точно не будет против. Ну а потом уже вместе продумаем стратегию, как представить его отцу. Да, это будет непросто, но если тщательно подготовить почву… В конце концов, он должен будет принять мой выбор! Ну, или мы разругаемся навсегда… Ох… Ещё же нужно что-то решить с зарплатой Кайла, а лучше вообще всех истребителей… Да что ж такое! Ну почему всё так сложно?!

Почти у самых дверей отправляю Кайлу короткое сообщение о том, что всё в порядке. И почти мгновенно получаю ответ: он сейчас шёл в парке мимо дуба и заметил вдалеке пару белок. Предлагает в следующий раз вместе поискать их и, может быть, покормить. Ооо! Как мило!

Счастливая, с улыбкой до ушей, врываюсь в дом и сразу же бегом на кухню – есть хочется, ух как! Но, едва распахнув дверь в гостиную, замираю в замешательстве. Передо мной разворачивается поистине страшная картина: хмурый отец, в помятом костюме, словно окаменевший, застыл у окна, а мамочка вся в слезах, с растрепанными волосами, сидит на диване. Стадо мурашек пробегает по спине, и всё внутри сжимается в ожидании скандала.

— Так! Давайте не будем драматизировать и ругаться? Ведь ничего такого не случилось, — начинаю я, натянуто улыбаясь и пытаясь не дрожать. — Подумаешь, ну посмотрела с Софи кино. Да, поздно пришла… Но я же предупредила маму. В любом случае, простите меня, я не хотела вас расстроить…

Отец, не отрывая взгляда от кружки с чёрным кофе, произносит до жути спокойным тоном:

— Нихера ты не смотрела с Софи кино.

Брови медленно ползут на лоб, и я шокированно замолкаю, пытаясь переварить происходящее. Впервые в жизни он матерится при нас с мамой. Ну все, приплыли… После нескольких долгих мгновений, подняв на меня колючие глаза, отец все так же безэмоционально спрашивает:

— Как ты шла до дома от Серебряного после того, как купила кофе? Камеры в том районе временно не функционируют.

Ноги становятся ватными, и, осознав, что вся конспирация была бессмысленной, сломленная, я оседаю в кресло:

— По набережной.

— Ясно. Значит, ты ещё не в курсе… Сегодня ночью в торговом центре прогремел взрыв. Чудовищный теракт, унёсший жизни множества невинных людей. Целое крыло здания, именно там, где был кинотеатр, превратилось в руины. Пока мои люди пытались отследить твой путь, выяснить, где ты, мы с матерью сходили с ума от отчаяния и страха. Нам казалось, что ты… погребена там, под завалами. Скажи мне, Лина, о чём ты думала, когда отключала голограф в коридоре отеля?

Точно в кошмарном сне, я съёживаюсь в кресле, пытаясь стать тенью, исчезнуть, не зная, что сказать, как осмыслить услышанное. Холодный, парализующий ужас сковывает моё сердце. Слёзы текут по пылающим щекам, оставляя за собой мокрые дорожки, но сил нет даже на то, чтобы стереть их.

И словно сквозь толщу воды до меня доносится приглушённый голос отца. Чеканя каждое слово, он рассказывает, что за этим зверством стоят радикалы из трущоб. Что преступники схвачены и завтра их ждёт показательная казнь на городской площади. Что теперь он намерен перевернуть всё в городе: ввести комендантский час, удвоить патрули, в разы увеличить число камер видеонаблюдения, поднять и ужесточить нормы выработки в шахтах и на заводах... И что отныне все бедняки будут заперты за внутренней стеной, без права покидать индустриальный, и ни один отброс больше не приблизится к нашему району…

В оцепенении я молча сижу в кресле, пытаясь унять нервную дрожь, и