Пока ты не станешь моей - Сейбр Роуз

— Теперь, когда я рассказал тебе о своем жалком детстве, расскажи мне о своем. Какая у тебя мать? Твой отец?

Конечно, я уже знаю ответы на эти вопросы, но я не хочу знать, что написано в каком-то файле. Я хочу узнать это от нее. Послушать ее голос.

Она делает глоток кофе, и ее глаза закатываются от восторга.

— Боже мой, — стонет она. — Я и забыла, какой это сладкий нектар. — Она делает еще глоток и снова стонет.

Мой член дергается, принимая ее стоны за какие-то другие. Она смотрит на меня своими большими темными глазами, в которых я так часто тону.

— На самом деле, рассказывать особо нечего. Мои родители все еще вместе, они безумно любят друг друга. — Она улыбается и откидывается на одеяло, положив одну лодыжку на согнутое колено. — У них своя пекарня. — Она пожимает плечами. — На самом деле, больше рассказывать особо нечего. В основном я держусь особняком.

Я знаю, что она говорит не правду. Ну, во всяком случае, не всю, но я не осуждаю ее за это. Она права, что скрывает от меня часть себя. Я не заслуживаю знать всю правду о ней.

— Наверняка в твоей жизни должно быть что-то большее, чем родители? — Подсказываю я, просто желая услышать звук ее голоса, когда он счастливый и беззаботный, а не когда ее просят замолчать.

Она пожимает плечами и отвечает:

— Ты, наверное, и так все знаешь.

Я отрицательно качаю головой.

— Ну, — она ненадолго задумывается, покусывая нижнюю губу. — Я немного пою. Иногда. — Она ерзает на одеяле, застенчиво улыбаясь мне.

— Не могла бы ты спеть для меня?

— Здесь?

Я не могу сдержать улыбку, которая расцветает на моем лице.

— Да, здесь.

Она нервно теребит край одеяла и смотрит на меня из-под длинных темных ресниц, вызывая у меня совсем другое желание, чем просто желание услышать, как она поет. Я задерживаю дыхание в ожидании ее ответа. Она молчит так долго, что я думаю, она откажет мне в просьбе. Но затем она открывает рот и начинает петь.

У меня мурашки бегут по коже. Это просто фантастически нереально.

У нее такой нежный голос, словно в мире не может существовать зла. Ее темные глаза застенчиво смотрят на меня, а голос становится сильнее и увереннее с каждым новым звуком. Мне стыдно признаться, но я не знаю этой песни. Некоторые части написаны на языке, которого я не понимаю, но мелодия прекрасна и проникновенна, напоминая мне о мире, в котором она живет. Мире, который не принадлежит мне. Счастливом мире. Беззаботном и милом.

Закончив, она нервно улыбается, словно беспокоясь о том, что я могу подумать.

— Это было прекрасно, — шепчу я благоговейно. — Ты……Твой голос… — Мой голос срывается, наполняясь печалью, такой сладкой, что она причиняет боль. — Ты потрясающая.

— На самом деле, нет.

— Да, ты такая. — Я подхожу ближе. — Как называется песня?

— Ты никогда не слышал ее? — Она выглядит удивленной, как будто все должны это знать. — «La vie en rose».

Я повторяю эти слова, неуверенный в их произношении.

— Это французское выражение, — говорит она. — Означает «жизнь в розовом цвете».

— Жизнь в розовом цвете, — передразниваю я. Она как будто сама говорит на другом языке. Концепция музыки, подобной этой, мне чужда. Мои плейлисты состоят из металла и рока, которые призваны разжечь во мне ярость.

— Это как «смотреть на жизнь сквозь розовые очки», — продолжает она. — Все вокруг кажется веселым и радужным, словно окрашенным в розовый цвет.

Мы замолкаем, когда в наших мыслях возникает противоречие между песней и реальностью, в которой мы оказались. Ее улыбка исчезает, и все во мне страстно желает увидеть ее вновь.

— Расскажи мне о своих друзьях, — прошу я, стремясь вновь услышать ее голос.

— Рокси, — произносит она, и я сразу же представляю себе девушку с короткой стрижкой, стоящую передо мной возле ее дома.

Она улыбается, вспоминая воспоминания, которые мне неведомы.

— Она — моя полная противоположность во всех отношениях. Она блондинка, а я брюнетка. Она невысокого роста, а я высокая. Она ненавидит острую пищу, а я люблю ее. Ей нравится музыка кантри, и я говорю ей, что презираю ее, но это скорее для того, чтобы разозлить ее, чем по какой-то иной причине. На самом деле, я не так уж сильно возражаю против такой музыки.

Должно быть, такой она была раньше. Счастливой. Беззаботной. Чертовски великолепной.

Она говорит долго, и я наслаждаюсь звуками её голоса. В нём есть что-то музыкальное, и в тоне слышится нежный смех, который я никогда раньше не слышал. Но, конечно, это потому, что у неё никогда не было возможности рассмеяться здесь.

Через некоторое время она поворачивается на бок и смотрит на меня из-под тёмных ресниц.

— Расскажи мне о нём, — просит она.

Стены начинают смыкаться вокруг меня.

— Ты же знаешь, что я не могу этого сделать, — отвечаю я.

— Нет, ты не можешь сказать мне, кто он. Я не спрашиваю, как его зовут. Просто расскажи мне о нём. Он сын человека, который спас тебя. Конечно, он не может быть воплощением зла в чистом виде.

Я не знаю, что ответить. Как я могу сказать ей, что, когда я смотрю в его глаза, я вижу только тьму?

— Скажи мне, — настаивает она снова.

— Его отец всегда был добр ко мне. Строг, но добр. Я надеюсь, что он будет таким же с тобой.

— Ты бы надеялся?

Я киваю, опускаю глаза и с трудом проглатываю ком лжи, который застрял у меня в горле. Она проводит пальцем по рисунку на одеяле, и я вспоминаю, что почувствовал, когда она впервые провела по чернилам на моем плече.

— Я знаю, это странно, ну… спрашивать о нем, желать узнать о нём больше, когда мы все вовлечены в это… — она на мгновение замолкает, пытаясь подобрать правильное слово. — Пойманы в ловушку розового пузыря, но, так или иначе, разговоры о нём делают его менее чудовищным. Если я попытаюсь думать о нём как о человеке, а не как о дьяволе, который лишь маскируется под него, это возможно поможет.

Я хочу успокоить её, сказать, что всё будет хорошо, но я знаю, что это неправда, и я молча смотрю на поднос с едой, ища предлог, чтобы уйти и собраться с мыслями.

— Я кое-что забыл, — говорю я, вставая. — Вернусь через минуту.

ГЛАВА 8

РАЙКЕР

Старший с Джуниором стоят у мониторов. Старший скрестил руки на груди, а его брови сведены в жесткую линию. Я