Блэкторн (ЛП) - Джессинжер Джей Ти

— Он принадлежит мне.

Удивленная, я оглядываю комнату.

— Мне нужно было догадаться по отсутствию ярких цветов и удобной мебели. Твой дизайнер интерьеров много времени провел в скандинавской тюрьме?

— Я звонил доктору Латтману.

В ужасе я оборачиваюсь к Ронану.

— Ты… что?

Мрачно улыбаясь, он кивает.

— Ну знаешь, тому мужчине, которого ты называешь отцом Беа? Мы мило поболтали.

Мой рот – пустыня Сахара. Он может лгать, но я так не думаю. Ронан выглядит слишком самодовольным.

— Тебе нечего сказать, а? Никаких остроумных замечаний в ответ?

Я отвечаю со спокойствием, которого не чувствую.

— Если у тебя есть вопрос, я на него отвечу. В противном случае я не заинтересована в играх.

Ронан подходит ближе и понижает голос.

— О, это не игра, детка. Это совсем не игра.

Я делаю шаг назад, а затем продолжаю отступать, потому что он продолжает приближаться. Я упираюсь задницей в край стола и спотыкаюсь.

Ронан протягивает руку и поддерживает меня, сжимая мои запястья. Я поднимаю свои руки и кладу их ему на грудь, пытаясь оттолкнуть его. Это совершенно бесполезно. С таким же успехом я могла бы пытаться сдвинуть валун.

— Она моя дочь, Мэйвен, — рычит он. — Я хочу общаться с ней. Хочу быть частью ее жизни. Я знаю, что она моя.

— Ты ничего не знаешь.

— Твой доктор Латтман тоже ничего не знает о том, что у него есть дочь.

— Как будто он стал бы рассказывать о личном совершенно незнакомому человеку по телефону.

Ронан усмехается.

— Значит, он еще и лжец?

— Если бы кто-то позвонил тебе ни с того ни с сего и сказал: «Привет, это Джо Блоу7, и я хотел бы узнать, не могли бы вы рассказать мне кое-что личное о своей семье», как бы ты отреагировал?

— Не очень хорошо.

— Именно.

— Разве что если бы Джо Блоу притворился директором школы, в которой учится моя дочь, и позвонил мне, чтобы сообщить, что она попала в ужасную аварию, я мог бы быть более откровенным.

Мое сердце замирает, а потом снова начинает биться.

— Ты этого не сделал.

— О да, так и было. И знаешь, что мне сказал добрый доктор Латтман? Он сказал, что произошла ошибка. У него нет дочери.

Собравшись с силами, я сохраняю ровный тон и спокойное выражение лица, хотя внутри меня все дрожит от страха.

— Я не говорила ему, что беременна. Мы встречались всего два месяца, а потом расстались. И ты же знаешь, что Блэкторны не держат отцов своих детей рядом с собой. Вот и конец истории.

Пытливый взгляд Ронана скользит по моему лицу. Затем он делает короткий удивленный вдох.

— Мне бы хотелось вымыть этот лживый рот с мылом.

— Попробуй, и ты лишишься нескольких важных частей тела.

— Ты правда так сильно меня ненавидишь, что скрываешь от меня мою же кровь?

— Кровь, которую ты изначально не хотел?

— Мне было семнадцать!

— Мне тоже. Я была просто девушкой, влюбленной в эгоистичного, бессердечного парня, который не хотел появляться с ней на публике.

— Я никогда не говорил, что не хочу…

Ронан резко замолкает и смотрит на меня сверху вниз, нахмурив брови и придав лицу странное выражение. Сначала я думаю, что это замешательство, но потом понимаю, что все еще хуже. Гораздо хуже.

Это понимание.

Он хватает меня за челюсть и сжимает ее так крепко, что я не могу отвернуться.

— Ты была влюблена в меня.

Было бы плохо, если бы это был вопрос, но это был не он. Это было утверждение. Я вижу это по его глазам, по тому, как яростно работает его мозг, перебирая все наши взаимодействия и представляя их в совершенно новом свете.

«Ты была влюблена в меня».

Ком в горле слишком велик, чтобы говорить, поэтому я прикусываю язык и молчу.

— Я думал, ты меня ненавидишь. Думал, тебе стыдно быть со мной. Но ты была влюблена в меня. Ты любила меня.

— Перестань так говорить! Это не имеет значения.

— Это единственное, что имеет значение.

Я вызывающе смотрю на него.

— Почему?

— Потому что если ты любила меня однажды, то сможешь полюбить снова.

— Я никогда больше не полюблю тебя. Я не испытываю к тебе никаких чувств, кроме отвращения.

Его глаза горят. Он стискивает зубы и выдавливает из себя: — Ты действительно худшая лгунья в истории.

Я не могу ничего ответить, потому что он накрывает мой рот своим.

Глава двадцать вторая

ДВАДЦАТЬ ДВА

МЭЙВЕН

Я не знаю, какой наркотик этот мужчина использует в качестве ополаскивателя для полости рта, но он мощный. В тот момент, когда наши губы соприкасаются, мой рациональный мозг отключается в приступе нарколепсии, а все нервные окончания пробуждаются и вспыхивают.

Я с полной самоотдачей целую его в ответ, обнимая за талию. Ронан прижимается эрекцией к моему тазу. Мы растворяемся друг в друге, пока кто-то не пытается открыть дверь, после чего мы резко отстраняемся, тяжело дыша.

По комнате разносится стук, затем раздается неуверенный мужской голос: — Эй? Там кто-нибудь есть?

Ронан поворачивает голову и рявкает: — Отвали, придурок!

Удовлетворившись наступившей тишиной, он снова поворачивается ко мне.

— На чем мы остановились?

— На том, что мы нравимся друг другу. Мне пора идти.

Он наклоняется и целует меня в уголок рта, прижимаясь ко мне бедрами.

— Нет, не пора.

— Нет, пора, иначе мы испортим этот стол.

— Именно об этом я и думал. У тебя под платьем есть трусики?

Ронан проводит рукой по моему бедру, задирая юбку. Когда его пальцы нащупывают узкую полоску хлопка на моем бедре, он разочарованно вздыхает.

— Я не хожу по делам без нижнего белья.

— Жаль, — говорит он хриплым шепотом, уткнувшись мне в шею. — Но это не имеет значения.

Он просовывает пальцы под ткань и начинает поглаживать меня.

Я должна его остановить. Знаю, что должна. Это глупо, безрассудно и обречено на провал, но мой мозг отрекся от престола, и теперь всем заправляют гормоны, и эти придурки не берут пленных.

Когда Ронан погружает палец глубоко внутрь меня, я впиваюсь ногтями в его спину, шире раздвигаю ноги и стону.

Он кусает меня за шею и двигает пальцем внутри меня. Я протягиваю руку между нашими телами и сжимаю его эрекцию через брюки.

Как только я прикасаюсь к нему, словно что-то переключается. Наши поцелуи становятся страстными и жадными. Наши тела прижимаются друг к другу, а сердца бьются в унисон. Я не могу насытиться им, а он – мной, и к черту логику.

Мы делаем это.

Я вожусь с его ремнем и молнией, пока он пожирает мой рот и трахает меня пальцами. Как только его эрекция высвобождается из одежды, я обхватываю рукой толстый ствол и смотрю Ронану в глаза.

— В последний раз, — говорю я, затаив дыхание. — Просто как в старые добрые времена.

Его смех звучит мягко и насмешливо.

— Конечно, детка. Как скажешь.

Ронан вытаскивает из меня палец и обхватывает мою попку обеими руками, затем, когда я отодвигаю трусики в сторону, он входит в меня, погружаясь одним мощным толчком.

Из его груди вырывается гортанный стон удовольствия. Затем он страстно целует меня, его язык властно проникает в мой рот, а бедра задают ритм глубоких, жестких толчков.

Ронан трахает меня на столе, а я цепляюсь за его плечи и делаю вид, что это ничего не значит.

Все происходит быстро и неистово. Я кончаю первой, выгибаюсь и задыхаюсь, шепотом повторяя его имя. Его движения становятся прерывистыми, затем он стонет мне в рот и изливается в меня.

Мы долго молчим. В комнате слышны только гудение люминесцентных ламп и наше прерывистое дыхание. Ронан обнимает меня, прижимает к себе и крепко держит, уткнувшись лицом в мои волосы.

Интересно, чувствует ли он то же, что и я, – будто гравитация дала сбой и мы в одиночестве парим где-то в космосе.