Дорога к счастью (СИ) - Верон Ника

— А это — не деньги клиники. Дивиденды вложений. Исключительно мои доходы. — Аристов, сделав глоток из чашки и слегка обжегшись, тихо чертыхнулся. Отставив ту на подоконник, задержал внимательный взгляд на Седых, поинтересовавшись, — А если серьезно, тебя какая нелегкая притащила в десять вечера?

— А у меня, то есть — у нас всех, сейчас одна нелегкая — твоя благоверная, — на секунду задумываясь над своей чашкой, глянув на Аристова, спокойно закончил, — И снова тот же вопрос: уверен в её смерти?

А ему казалось, несколько дней назад всё обсудили. Тема должна бы быть закрыта. Копать в другом месте надо. Где? Еще один вопрос без ответа.

— Ты издеваешься? — прихватив чашку и подсаживаясь к столу, поинтересовался Константин, прислоняясь к спинке стула. — Ник, меня вообще последнее время слушают? Или слушают — не слыша? Я последние трое суток у её постели провел. Это единственное, на какую уступку пошел суд в деле против ее родителей с их решением отключить дочь от аппаратов. Поверь, подмену заметил бы. Практически не спал.

За те почти два года, что Наталья пролежала в коме, кажется, прошел все круги ада. Особенно — в последний год её жизни, когда родители заявили о намерении «прекратить мучения дочери». Ни как медик, ни как человек, понять их не мог. До сих пор. Пытался через суд решить вопрос. Не вышло. Благодаря судебным тяжбам получилось лишь отсрочить неизбежное.

— В том состоянии… — начал осторожно Седых.

— Нормальное у меня было состояние. Адекватное, — достаточно резко отреагировал Аристов, дотягиваясь до своей чашки. Организм требовал чаю, а кипяток поглощать наотрез отказывался. Завидовал сейчас гостю, который таковой спокойно пил.

— Тогда как объяснишь вот это?

Вслед за прозвучавшим вопросом, на стол, разделяющий их, легли фотографии. До безобразия четкие кадры. И на них…

— Черт его знает, — медленно проговорил Константин, перебирая и внимательно рассматривая фотоснимки. А они не говорили, кричали о том, что Наталья Аристова — жива. Всем смертям на зло. Как вампир. Или — зомби.

— Твоя бывшая, прости, и черта переплюнула бы, — не сдержавшись, съязвил Николай, на доли секунды задумываясь. — Так или иначе, Коста, а счет открыт ею, — продолжал он без тени сомнения, что говорило только об одном: информация точная. — Только непонятно, почему по девичьей фамилии, а не по твоей. На сколько точно помню, развода у вас не было.

— А если не она? — с надеждой всё же спросил Константин, добавив, — По нынешним временам изменить внешность не проблема.

Вот совсем не ко времени сейчас было воскрешение жены. Да, ту ждали серьезные неприятности, появись в мире живых. Только ему добавится и проблем, и головной боли. С одной бы, для начала, разобраться.

— Кость, ты сам медик, — отрицательно качнув головой, напомнил Седых. — Можно сделать пластику. Допускаю — заучить какие-то повадки. Изучить стиль и манеру одеваться, вести себя на людях. Кто задался целью выступить от её лица, всё это проделал бы с успехом. Но! Физиологическую биометрику, здесь, думаю, спорить не станешь, не подделаешь. Если только вот эта дама, — постучал он пальцем по оставшейся лежать на столе одной из фотографий, — Не пришила себе пальцы покойницы. Ну, или, совсем из области фантастики, не попала в уникальнейший случай однояйцевых близнецов. У которых, по неимовернейшему стечению обстоятельств, совпали отпечатки и…

— Единственная дочь, — прервал фантастические размышления так называемого «родственника» Аристов, тяжело поднимаясь из-за стола.

— Коста, думай.

Отличное предложение, мать его! И, главное, своевременное! Поднявшись, заходил по столовой. Тут мозг не то, что закипит. Лопнет, нахрен.

— Что — думать? — остановившись, оглянулся к спокойно наблюдавшему за ним Седых. — Представления не имею, что за чертовщина. Мне сейчас только воскресшей из мертвых бывшей, для полного комплекта не хватает. Я женщину, любимую, потерять могу. Она же в жизнь не поверит, что не соврал ей, когда говорил о вдовстве. После истории с Пылевой…

— С тобой не соскучишься, — проворчал Николай, в который раз неторопливо перебирая брошенные на столе фотографии. — Может на какое-то время всё же уехать? — однажды на подобный вопрос уже получил категоричный отказ. Но даже пару недель назад ситуация была куда менее опасна, чем та, что складывалась на сегодняшний день. Ни на мгновение не задумываясь, признался, — Желательно, вообще из страны. Стажировку себе устроить можешь?

Гробовая тишина повисла в столовой на несколько долгих минут. Аристов в неподдельном недоумении смотрел на позднего гостя, силясь определить, понимает ли тот вообще, что выдал. И очень надеялся, что окончательного решения по его персоне не принято.

— Ты сейчас серьезно? — очень надеялся, что его не намеренно пытаются отправить подальше от происходящего. — Ник — нет! — сказал, как припечатал. — И вопрос обсуждению не подлежит. В свое время меня кто-то уверял, что, если Наташка получит свободу действий, вопрос решится в максимально сжатые сроки. Я закрыл глаза на всё. Открыл доступ к данным, за которые, просочись информация в соответствующие круги, со мной никто дела иметь не станет. Ни прятаться здесь, ни, тем более, исчезать из страны, не собираюсь. Клиника и фонд — мои детища. Я отвечаю и за пациентов, и за сотрудников. Финансовая стабильность — моя зона ответственности. Максимально постараюсь удержать ситуацию под контролем. А вы остановите её, в конце концов, если действительно, Линская. Если нет, то разберитесь, что там за сумасшедшая. И фонд, и клиника, созданы с нуля. Значит, отголоска прошлого быть не может.

— Не поверишь, но другого ответа не ждал, — с сожалением вздохнув, подытожил Седых. — Хотя твое отсутствие… — перехватив угрожающий взгляд собеседника, успокаивающе заверил, — Никто ни на чем не настаивает. Будем пытаться экономику и криминал вести параллельно. Хотя, надеюсь, до криминала дело не дойдет, и твоя персона не пострадает. А сейчас попробуй вспомнить, куда мадам Аристова последний год вашей совместной жизни ездила? Как на долго? Может, какие-то странные поездки были?

— У нее все было странным с того момента, как… — над чем-то задумавшись, пожал плечами, словно на какой-то собственный вопрос отвечая. — В Испанию пару раз летала. Пластику носа там делала и еще что-то подправляла. Я не вникал. Не мог только понять, почему этого у нас не сделать. Операция не сложная. Но она хотела именно за границей.

— А потом?

— А потом укатила на горнолыжный курорт, не появляясь дома. По любовнику соскучилась сильнее, чем по законному мужу, — не съязвить не получилось. — Раздражал я её с определенного момента. Ну, а потом, неудачное падение, затянутое время, кома, смерть. Если коротко. С подробностями завтра гляну в офисе, должны остаться счета из испанской клиники. Но, подожди, — и тут до Аристова медленно начала доходить вся суть произошедшего, кинувшая в холодный пот. — Если Наташка жива, то кто вместо нее был в клинике? Кого, черт возьми…

Седых лишь кивнул в ответ на догадку владельца заводов, домов, пароходов. Их обыграли. По всем статьям. К чему теперь готовиться…

Спустя минут пятнадцать после ухода гостя, Константин, стоя на лоджии и дыша поздневечерним прохладным воздухом, размышлял над складывающейся ситуацией. А та не обещала ничего хорошего. И, как обычно, черная полоса только увеличивалась.

Щелкнув зажигалкой и прикурив, вернулся в мыслях к Эльвире. Пока не вернет её расположение, об откровенном разговоре и речи быть не может. А откровенничать, о чем? Одни предположения. И он — не то женат, не то вдовец. Шикарно, мать его!!

Глава 35. Упрямство или принцип?

Кажется, жизнь постепенно налаживалась. С горизонта исчезли и Рубальских, и Аристов. Еще бы Розова, она же — подруга Ирка, не занималась выносом мозга. Но той неймётся узнать максимум подробностей.

Если их с Игорем разрыв два года назад восприняла с нескрываемой радостью, выдав однозначное: «Наконец-то», то что касалось Аристова, здесь высказалась максимально коротко и ясно: «Дура».