Хорошие девочки попадают в Ад (СИ) - Индиви Марина

Он сократил мое имя ровно настолько, как привыкла его сокращать я. Но дело было даже не в этом, дело было в том, что от его «Ники» у меня заболела кожа. Как от высокой температуры или от сильных ожогов по всему телу.

— Я вернусь через пять минут, — сказал он. — Не наденешь платье — поедешь голой.

Дверь за ним закрылась, а я встала и подошла к той, за которой пыталась спрятаться. Петрович явно не экономил на материалах, и это была хорошая, основательная дверь. Хороший замок. Я даже пощупала вывернутую металлическую фурнитуру, раскрошившую часть дверной коробки в щепки.

Серьезно? Он реально супермен или вроде того?

Моргнув, я вернулась в комнату и влезла в платье, которое снова облепило меня, как вторая кожа. Сейчас это было почти неприятно, учитывая, что вчера я вела себя как озабоченная нимфоманка. Платье напоминало об этом, а еще о том, как его руки скользили по моему телу. Как он меня трахал, как я стонала и извивалась под ним, как хотела большего, пока действие наркоты не сошло на нет.

Это должно было вызывать как минимум отвращение. К нему, к себе, но сейчас почему-то пересохло в горле. Кожа стала чувствительной, соски напряглись, а сердце заколотилось в ушах, в висках, на запястьях.

«Каждая хорошая девочка немного извращенка», — сказал Роб, поглаживая меня по голове на одном из элитных мероприятий в Москве. Нас окружали такие же пары, а иногда и трио, я знала, что многие из них женаты, у многих уже дети. У кого-то даже взрослые. Тогда мы еще посещали элитные мероприятия. Тогда он таскал меня за собой повсюду, как приз, хвастался мной, одевал и раздевал так, как ему нравилось. Ему всегда нравилась показуха.

Да. Каждая хорошая девочка — немного извращенка, иначе бы я сейчас блевала, вспоминая вчерашнее. А я испытываю желание сунуть руку себе между ног.

Платье не желало застегиваться, мне пришлось как следует подергать скрытую молнию туда-сюда, чтобы она заработала. Я справилась с ним аккурат в тот момент, когда вернулся Лукас. Окинул меня привычно ничего не выражающим взглядом, взял мои документы и указал на дверь. У меня был выбор: идти босиком или в туфлях, и я выбрала второе. Хотя мои ноги меня не поблагодарят, зимой по камню лучше не ходить без какой-либо обуви. Вряд ли мне вернут мои уютные ботиночки с маркетплейса, потому что, выражаясь словами этого упыря, я «просрала свой шанс на комфорт».

Мы вышли в коридор, и я впервые увидела двух плечистых парней — из тех, которых в голливудских фильмах показывают как телохранителей. Эти выглядели примерно так же: в смысле, не как охрана из ЧОП и даже не как те, кого приглашают в свой штат русские олигархи. Они реально как с экрана сошли, подтянутые, стильные, опасные. Почти такие же, как мужчина, с которым я провела ночь. Он что-то им сказал на немецком, и таким вот крайне оригинальным составом мы направились на выход.

Нас провожал Петрович с таким видом, как будто не прочь был оторвать мне голову. Я не удержалась и показала ему язык. Потому что прекрасно знала: оторвать голову мне ему не позволит Лукас, теперь только он может оторвать мне голову. Петрович охренел настолько, что перестал пялиться как раненый медведь, а Лукас молча толкнул меня к двери. Он вообще мало разговаривал, что со мной, что со своим деловым партнером, и я про себя подумала, что если Петрович — медведь, то он — волк.

— Viel Glück. Wir sehen uns im nächsten Jahr.

— Bis zum nächsten Mal.*

Чем они там обменялись, мне было плевать, а вот выходить на мороз в платье и на каблуках… Я даже толком не успела смириться с этой мыслью, как на моих плечах оказалось пальто. Его пальто, я успела изучить этот запах дорогой жизни и опасности. Меня в него завернуло, в этот аромат, как в тепло плотной черной ткани. Отрезвил только полоснувший по лицу и ногам холод. Я плотнее стянула полы пальто и нырнула в пахнущий дорогой кожей салон сразу, как только передо мной распахнул дверь один из телохранителей.

В машине я быстро согрелась, поэтому вывернулась из пальто, чтобы избавиться от преследующего меня аромата. Прошлой ночи, кошмара, в котором я оказалась, нереальности происходящего. Но нереальность никуда не делась, она сидела рядом со мной и общалась по телефону, с которого я недавно сделала экстренный вызов. По-немецки, я ни слова не понимала.

Когда Лукас закончил разговор, я посмотрела на него в упор. Я не понимала, как вести себя с этим мужчиной. Кто он вообще? Что делает рядом с Петровичем? Не знай я, что они сидели за одним столом, я бы не поставила их в один ряд. Никогда.

— Зачем я тебе? — вопрос сорвался с моих губ раньше, чем я успела себя остановить.

Он даже повернулся ко мне, приходилось общаться с его профилем. Из-за нечитаемого лица, которое вполне успешно могло посоперничать с маской биоробота, сложно было сказать, что он вообще думает. И думает ли что-то вообще. Обо мне. Обо всем этом.

— Ты мне понравилась.

— То есть опция пригласить меня на свидание в твоей программе не прописана?

Лукас посмотрел на меня так, что я почувствовала себя дурой.

— Я не хожу на свидания.

— Ладно. Пригласить меня на потрахаться.

Он хмыкнул:

— Зачем? Если я могу просто взять тебя, когда захочу? — Мужчина наконец-то повернулся ко мне и посмотрел на меня так, как миллиардеры смотрят на красивую дорогую вещь: с толикой интереса, но без назойливого внимания. Им все равно, они действительно знают, что могут получить ее в любой момент, просто потому что сейчас она отлично впишется в интерьер.

— Ты, кажется, не совсем понимаешь, Ники. — Он трогал мое имя, которое я, между прочим, трогать ему не разрешала — совсем как меня, когда я горела под его руками от желания и наркоты. — Когда я говорю, что ты моя — это значит, что ты моя. Когда я говорю: раздевайся, ты снимаешь одежду. Когда я говорю, что ты проходишь паспортный контроль с улыбкой — ты выполняешь. Ты можешь проверить, что будет, если ты ослушаешься. Проверить и посмотреть.

Ему самому интересно, что ли? Не хочу показаться банальной, но больной ублюдок — это наиболее подходящая характеристика. Господи, со мной Роб разговаривал своим властным тоном. У меня был властный отец, не такой отморозок, как у Дианы, конечно, но тоже не котик, увы. Да что далеко ходить, меня недавно похитили и увезли, как в дерьмовом сериале из девяностых, шестерки Петровича. Я сидела с ним в его кабинете, и я ни разу, мать его, ни разу за всю свою жизнь не чувствовала себя такой беспомощной как сейчас.

Мы выехали на трассу к Пулково: сейчас это было уже даже не смешно. По дороге в Питер со мной случилась истерика, сейчас же навалилось странное оцепенение. Или я заразилась отмороженностью от сидящего рядом мужчины, от которого исходила странная, подавляющая, сминающая твою волю сила. Никогда в жизни я не испытывала ничего подобного и сейчас вдруг подумала, что все, что было с Робом — это детские свистульки.

Мне кажется, Лукас мог поставить на колени одним-единственным взглядом, как гребаный маг из какого-нибудь фэнтези-фильма или чертов экстрасенс. Когда я увидела терминал аэропорта, меня затрясло. Я подумала — что вот сейчас я выскочу из машины, брошусь к первому попавшемуся полицейскому, да не только к полицейскому, заору, позову на помощь, на кого-нибудь нападу, а потом меня арестуют, отведут в комнату для досмотра, и…

Дальше был какой-то провал. Черная бездна. Во всех вариантах за мной приходил Он. Забирал меня, а полицейские, ни слова не говоря, просто отдавали меня ему. Меня, документы, свои гребаные души. Как-то так в моем личном аду мог бы выглядеть Люцифер.

На мгновение меня перетряхнуло от такой ассоциации. Но только на мгновение. Потому что потом машина остановилась на парковке, Лукас вышел первым, а один из его телохранителей открыл для меня дверь и подал мне руку.

На этот раз пальто меня не согрело.

Не согрел и ВИП-терминал. И авто, на котором нас отвезли к джету. Я впервые видела джет не на картинках. Отец обещал мне такую поездку, если я закончу универ с красным дипломом, но по понятной причине этого подарка не случилось.