У каждого свой ад - Юлия Шульц

— А разве убийство — это не грех?

— Убийство порока не грех. Но я спасаю хороших людей.

Как бы отметил мой преподаватель из института по клинической психологии, детская травма и маниакальная идея налицо. Переубедить подобный тип личности невозможно, только наживешь неприятности.

— Кинжал в моей сумке. В прихожей.

— Хорошая девочка, — подмигнул Даниил, — идем вместе. Доставай.

Только я запустила руку в сумку за кинжалом, как входная дверь беззвучно открылась. Глеб стоял на пороге, держа в руках пистолет, направленный на Даниила.

— Отойди от нее и подними руки.

— Спокойно. Я без оружия.

— Саша, встань за меня, — повернулся ко мне Глеб и потерял мгновение, когда в руках Даниила появилось оружие.

— Давайте просто разойдемся. Мне нужен только кинжал.

Глеб выстрелил неожиданно для всех. Я закричала, оседая на пол. Даниил почти беззвучно рухнул на пол. Пуля пришлась ему ровно в сердце.

Спасти его не удалось бы в любом случае. Я сразу заявила это, когда начала немного приходить в себя. Через десять минут после выстрела моя квартира была полна полицейских, а через двадцать появился Владимир Алексеевич. Труп его не обрадовал. Хотя кого могут радовать трупы?

Я поспешила позвонить Кате и спросить, узнала ли она, как Даниил появился в нашем городе. Она успела сбегать к главному и выяснить, чьим протеже был наш новый хирург.

От ее ответа я хотела плакать. Глеб подошел и обнял меня за плечи.

— Все закончилось.

— Нет, — сказала я срывающимся голосом, — еще не все. Даниил в своем монологе о спасении мира сказал «мы». Заметь, во множественном числе. И десять лет назад его не могло быть в городе. Он проходил интернатуру за двести пятьдесят километров отсюда. И даже последние семь жертв не могли стать делом только его рук. По крайней мере, когда произошло третье убийство, он был со мной.

— И ты знаешь, кто его сообщник?

— Не сообщник. Скорее, руководитель.

— А ты умная девочка, — Владимир Алексеевич стоял в дверном проеме, облокотившись на косяк, — прям, как твой папаша.

Глеб потянулся за пистолетом, но судмедэксперт остановил его:

— Не стоит. Все уже потеряно. У меня не осталось ничего. Да, Саша, десять лет назад я убил семь человек, семь отъявленных грешников. И нисколько об этом не жалею. Я не хотел убивать Савелия, он, действительно, был моим другом. Но и он же сам вынудил меня это сделать. Он догадался... Представляете? Я даже не знаю, как и где я себя выдал. Но Савелий... Савелий был следаком от бога. Но я не мог позволить, чтобы он мне помешал. Я видел столько дерьма за свою карьеру судмедэксперта, что хотелось новой жизни. Без постоянных смертей и насилия.

— И как вы до этого дошли?

— Однажды я просто вступил в студенческое братство. Да-да, и во времена Союза они существовали. Конечно, негласно. Для большинства членов это было игрой, но я и моя девушка Настя воспринимали очищение мира всерьез. После окончания учебы я уехал обратно сюда, и юношеский максимализм потонул в пучине быта. И только в девяностых я узнал, что мечта может стать реальностью. Именно в нашем городе оказались кинжалы, которые могли спасти весь мир. Я нанял бывшего уголовника, который украл их из музея. Кстати, это тот же самый парень, что и угрожал тебе на аллее. А Даниил выступил в роли спасителя. Ты не задумывалась, что рана была специально так нанесена, чтобы ты сама не смогла ее обработать?

— Но каким образом здесь оказался замешан Даниил?

— Через год после того, как я вернулся в город, Настя сообщила, что родила от меня ребенка. Я предложил ей переехать ко мне, но согласия так и не получил. Она вышла замуж, и ее новоиспеченный супруг усыновил Даниила. Против наших с ним встреч никто не возражал, и я с детства прививал ему идею о спасении мира. Несколько лет назад он сказал, что хочет помочь мне. Я понимал, что преддверие этого года может стать моим последним шансом на лучшую жизнь. Но последнего кинжала у меня не было. Я знал их историю и понял, что кинжал Савелий спрятал так, чтобы ты его смогла найти. Даниилу только стоило стать твоим героем. Но Глеб Андреевич стоял на пути претворения плана в жизнь. Поэтому тебе и прислали компрометирующие его фотографии. Странно, что ты поверила такой дешевой подделке. И, чтобы подозрение не пало на кого-то из нас, мы с сыном совершали убийства по очереди одинаковым почерком. Да и в случае нестыковок я мог написать в отчете то, что посчитал бы нужным. Но опять не получилось...

— Владимир Алексеевич, — сказал Глеб, — вы задержаны.

— Мальчик мой, ты же не думаешь, что после этой исповеди я позволю себя засадить за решетку? Одна инъекция, — сказал он, доставая из кармана шприц, — и я буду в раю со своим мальчиком. Не надо мне мешать.

Сегодня из моей квартиры увезли два трупа. На часах пробило одиннадцать, а я продолжала сидеть, изучая пейзаж за окном. Хотя, на самом-то деле, до пейзажа мне дела не было никакого. Полицейские, в том числе и Глеб, уехали часа два назад. И вот еще один Новый год, в котором мне не дождаться чуда. Какой-то проклятый для меня праздник.

От сидения у окна на табурете начала болеть спина, поэтому, приняв снотворное, я завернулась в плед и уснула.

Кто-то аккуратно гладил меня по волосам, по щеке, по руке... Я сразу подумала, что это сон. Но открыв глаза, увидела Глеба.

— С Новым годом! — сказал он с улыбкой.

— С Новым годом, мой Дед Мороз!

— Догадалась, значит?

— Конечно. Ты знал, что тебя я слушать не стану.

— Ты упрямая. А я голодный.

— Извини, но я ничего не приготовила.

— Я голоден в другом смысле, — ехидно улыбнулся он.

— В таком случае, у меня для тебя кое-что есть.