Квартира №16 - Татьяна Ларина

— Да, билет был зарегистрирован, посадочный талон выписан, на посадку прошел.

— Получается, это действительно отец Милы?

— Да, Элис. К тому же, обналичить деньги могли только Красовский или Власов. Понятно, что работали они сообща, а когда деньги оказались на руках, чтобы не делиться, Красовский избавился от партнера и сбежал во Владивосток.

— Но почему именно туда? И что было дальше?

— Почему туда, мне неизвестно, а что дальше… его так и не нашли.

— Выходит, муж Ольги не умер? Он просто бросил ее с маленькой дочкой и сбежал с крадеными деньгами? Мерзавец!

Отчего-то мне стало так обидно за Ольгу и Милу, они верили в невиновность Красовского и так отчаянно хотели ее доказать. Костя взял меня за руку и, не отрывая взгляда от дороги, поцеловал в ладонь.

— Нужно поговорить с ними обеими. Мы должны рассказать, как есть.

— Да, но как…

— Если хочешь, пригласи Ольгу с дочкой в бюро, и я поговорю с ними.

— Нет, Кость. Ты и так много делаешь для меня. Пора и мне учиться решать проблемы. Узнаем, что с мамой, а потом подумаю, как обо всем рассказать девочкам.

— Хорошо, милая. Если что, ты знаешь, я рядом.

— Знаю…

— Люблю тебя, Элис.

— Кость, ты мой самый близкий человек.

Скажи я, что люблю — не соврала бы, но только больше не могла говорить то, что он трактовал бы по-своему. Костя не понял, что ушла от ответа, или сделал вид, что не понял. В последнее время мы разучились читать друг друга, все больше притворяясь беззаботной парой, какой быть перестали.

Как только мы въехали во двор, я выскочила из машины и побежала к подъезду, не дожидаясь, пока жених припаркуется. Ключи от родительского дома всегда были при мне, поэтому я открыла домофон.

— Клара Михайловна, здравствуйте, что с мамой? — сходу спросила я.

— Алиса, добрый день. Элеонора Викторовна совсем плоха, до чего вы с отцом довели бедную женщину? — грозно вопросила красноволосая консьержка. Клара Михайловна работала в нашем подъезде два года и всегда знала, в какой квартире что происходит. То ли от скуки, то ли от неимения личной жизни она с особым рвением совала нос в чужие дела. Неудивительно, что она одной из первых узнала о разводе моих родителей.

— Послушайте, Клара Михайловна, вы можете объяснить, что случилось? Что с мамой? — процедила я, понимая, что только грозный вид усмирит ее тягу отчитать меня, как нерадивую дочь.

— Пьет! Уже несколько дней пьет! И ладно бы просто горе в бутылке топила, но она стала шуметь! Бьет посуду, кричит, а сегодня залила соседей снизу. А наш дом, между прочим, образцово-показательный, и…

Я не стала слушать дальше и со всех ног бросилась к лифту, где меня нагнал Костя, которого Клара Михайловна нехотя впустила в подъезд.

— Элис? — он вопросительно взглянул на меня.

— Мама пьет, — ответила я, чувствуя, как от стыда горят щеки. Костя только кивнул.

Звонить в квартиру я не стала, а открыла своим ключом. Стоило войти внутрь, как неприятный запах ударил в нос. Было ощущение, что это не привычный родительский дом, а притон маргиналов. Не верилось, что всего за несколько дней с квартирой случилось подобное.

Маму я нашла на полу в зале. Она сладко спала в обнимку с бутылкой дешевого коньяка. Видимо, когда осушила бар элитных напитков, перешла на «Киновский». На ней был домашних халат и непонятно зачем теплые колготки. Рыжие вьющиеся волосы, обычно уложенные в безупречную прическу, сейчас сальными прядями торчали в разные стороны. А на лице виднелись остатки косметики.

— Давай переложим ее на кровать? — предложил Костя.

— Нет. Ей нужно в душ. Хоть как-то привести в чувства, — ответила я, осматривая комнату. — Кость, открой все окна, проветрим.

— Конечно.

Кое-как мы подняли маму и повели в ванную. Костя уложил ее в ванну и пошел готовить постель, а я с трудом стянула с нее халат, шерстяные колготки и белье. Она продолжала спать, перевернувшись на бок и подложив под голову руки. Я сняла с подставки душ, настроила прохладную воду и стала поливать маму, надеясь, что так немного отрезвлю.

— Алиса, это ты? — заплетающимся языком вопросила мама, с трудом разлепив глаза.

— Да, это я. Ты проснулась? — я переключила душ на кран и заткнула ванну.

— Алиса, почему ты не в школе?..

Она пробормотала что-то еще и снова уснула, не обращая внимания на прибывающую воду. Каждый ребенок, сколько бы лет ему ни было, любит своих родителей и переживает, когда им плохо. Я на себе чувствовала мамину боль. Как же невыносимо было видеть ее такой.

— Алиса, ты должна играть на скрипке. Все девочки… — произнесла она во сне и потом громко захрапела.

Я терла ее жесткой мочалкой, мыла голову, убирала потекшую тушь и въевшиеся в кожу румяна, представляя, что стираю следы незнакомой пьяной женщины, возвращая обратно маму. Костя прибрался в родительской спальне и перестелил постель. Он помог мне уложить маму, на которую я кое-как натянула чистую сорочку. Грозный адвокат Елисеева так и не проснулась.

— Что будем делать? — поинтересовался жених, когда я заварила ему крепкого чая.

— Кость, я должна остаться.

— Понимаю…

— Можешь привезти мои вещи?

— Вещи? Элис, сколько ты планируешь тут пробыть? — нахмурился он.

— Не знаю. Но не могу оставить маму одну. Ты же понимаешь. У нее пустой холодильник, в доме кругом бедлам, я за целый день не смогу прибраться. Потом нужно приготовить поесть. Если я оставлю маму, она снова потянется за бутылкой.

— Понимаю. Может быть, учитывая угрозы Акулова, так будет лучше. Я поговорю с отцом. Он даст тебе несколько выходных, все равно работы нет.

— Спасибо, Кость.

— Но мне нужно ехать в бюро, — он посмотрел на наручные часы и вздохнул. — После работы привезу тебе вещи. Ты справишься одна?

— Да, не беспокойся.

— Если хочешь, то я сегодня останусь здесь с тобой.

— Нет, не стоит. Лучше мне остаться с мамой наедине. Думаю, когда она придет в себя, захочет поговорить.

— Да, ты права.

Когда Костя уехал, я занялась уборкой. После отъезда отца мама, судя по всему, ни разу не бралась за швабру. Я собрала в два мешка пустые бутылки из-под алкоголя и прочий мусор, но чтобы заняться уборкой, решила переодеться. В моем шкафу должны были остаться какие-то старые вещи, но когда я его распахнула, первое, что увидела, была моя скрипка. Столько лет я не брала ее в руки.

Чтобы не будить маму, я пошла на кухню, настроила инструмент и взяла смычок. Невозможно разучиться играть на музыкальном инструменте,