Эти три коротких слова - Меган Куин

Знала бы я заранее, чем все закончится. Что в животе у меня будет расти ребенок, а я буду ходить по его квартире, пытаясь порадоваться сюрпризу, который для меня подготовил мой не-парень.

И при этом чувствовать себя просто ужасно.

За какие-то считаные мгновения я превратилась из сексуальной и уверенной в себе Пенни в Пенни, которой и смотреть-то на себя не хочется.

И меня все раздражало.

Вообще все.

Мы проходим несколько дверей и оказываемся у входа в его спальню – ну, полагаю, уже нашу спальню. Спальню для двух людей, которые друг друга не любят, но живут вместе и растят общего ребенка. В спальню, где у них будет секс, потому что, хотя мне ужасно хочется пнуть Илая по яйцам, я все равно до сих пор мечтаю о его члене.

В больнице меня продержали три дня. Илай все это время был рядом со мной, и каждый его жест, каждый поцелуй, каждое его нежное пожатие моей руки – все это приводило меня в бешенство.

Сильное бешенство.

Совершенно иррациональное.

Потому что меня это все сбивает с толку. Мне кажется, он играет со мной, и я не знаю, как это пережить. И чем больше я расстраиваюсь, тем больше мне хочется плакать. А чем больше мне хочется плакать, тем больше ему хочется обнять меня и утешить. Так мы и оказались в этом порочном кругу. И хоть я знаю, что он меня не любит, я продолжаю держать его за руку и утыкаться носом в его грудь.

Потому что я-то все еще люблю Илая всем сердцем и не могу ничего поделать с тем, что меня неудержимо к нему тянет.

Вот почему я оказалась здесь, в его квартире.

Он открывает дверь и улыбается, заводя меня внутрь. В центре комнаты стоит его огромная кровать, но с таким же постельным бельем, какое было в моей квартире.

Прикроватные тумбочки он заменил на мои. Ковер постелил новый – но такой, что сочетается со всем остальным. На стене над кроватью висит картина, раньше висевшая в моей спальне, и на прикроватных тумбочках – на каждой из них – снимок УЗИ в рамке. Очень милый жест, но и он выводит меня из себя.

А что, если я хочу, чтобы там стояла другая фотография?

Может, мне не нравится, что наш малыш будет на нас пялиться, пока Илай берет меня сзади?

Что, если я не хочу, чтобы над нашей кроватью висела эта чертова картина? Может, я хочу, чтобы над кроватью висело зеркало. Чтобы я могла посмотреть себе в глаза, пока буду пытаться справиться с тем раздражающим фактом, что я все еще хочу, чтобы Илай был рядом, всегда, постоянно. Что, если…

Он подходит ко мне сзади, кладет ладони на мой живот и целует в шею.

– Что думаешь, детка?

Лично я думаю, что это грубое вторжение в мою личную жизнь – когда какой-то незнакомец расставляет по квартире все мои вещи. Но я не хочу выглядеть неблагодарной стервой, потому что, честно говоря, я сама загнала себя в эту ситуацию. Поэтому я просто говорю:

– Мило.

Ничего другого тут и не скажешь.

– Мило? – он смеется. – Просто «мило» – и все? Я думал, что дождусь от тебя более бурной реакции. Показать тебе, сколько у нас в шкафу свободного места, чтобы оценка повысилась хотя бы до «очень мило»?

– Просто пытаюсь все осмыслить, – говорю я.

– Мне нужно еще кое-что тебе показать. – Илай берет меня за руку и ведет к комнате слева от спальни. Он открывает дверь, и я вижу комнату с белыми стенами и красивым паркетным полом – таким же, как и во всей квартире. В комнате большие высокие окна, а в центре стоит белая колыбель. В остальном комната совершенно пуста.

– Это для нашего малыша.

Ладно, должна сказать – это зрелище сумело пробиться сквозь мое безразличие. Раздражение тает, и на смену ему приходят новые эмоции.

Счастье?

Радость?

Предвкушение?

Он ничего не делал с этой комнатой. Оставил ее чистой и пустой, чтобы мы вместе могли придумать, что делать с ней дальше. Это было мило.

По-настоящему заботливо.

Вот почему я не могу уйти.

Вот почему я так растеряна.

Вот почему сердце у меня разрывается вместе с каждым новым вдохом. С каждой каплей любви, которую я к нему испытываю.

Я подхожу к Илаю, заглядываю в его взволнованные глаза. Осторожно кладу ладонь ему на щеку, приподнимаюсь на цыпочки и очень нежно целую его в губы. Его рука ложится на мою поясницу, удерживая меня на месте, и он отвечает на мой поцелуй, снова напоминая, как сильно я к нему привязана.

К его вкусу.

К тому, как он прижимается ко мне.

К тому, в какой безопасности я себя с ним чувствую… И какой я себя чувствую любимой, несмотря на то, что он чувствует на самом деле.

Я размыкаю губы, провожу языком по его губам. Наши языки сталкиваются, но не в обычном страстном исступлении. Мы позволяем себе спокойно и медленно исследовать друг друга. Руки Илая скользят вверх, задирая подол моей рубашки. Я поднимаю руки над головой и позволяю ему стянуть рубашку полностью, оставаясь в одних только шортах и лифчике.

Илай быстрым движением расстегивает застежку лифчика, и тот падает к моим ногам.

– Тебе нравится? – спрашивает он, притягивая меня ближе к себе. Мои чувствительные соски трутся о ткань его рубашки.

– Да, – говорю я и заглядываю ему в глаза. – Спасибо, Илай.

На его лице расплывается широкая улыбка, он наклоняется и поднимает меня на руки. Наши губы снова соприкасаются, и мы целуемся, пока он несет меня в спальню, где кладет поперек кровати и снимает шорты и нижнее белье, оставляя меня полностью обнаженной.

Затем он стягивает собственную рубашку, расстегивает джинсы, одним движением спуская их вниз вместе с трусами, сжимает одной рукой основание члена.

– Что ты хочешь, чтобы я для тебя сделал?

Полюбил меня.

Занялся со мной любовью.

Сказал мне, что я единственная женщина, которая тебе нужна.

По-настоящему сделал меня своей. Заклеймил меня, пометил, убедился, что никто никогда не подумает, что я могу принадлежать кому-то другому.

Уничтожил это тягостное, мучительное чувство, которое возникает у меня в груди всякий раз, когда я заглядываю тебе в глаза.

Не оставлял меня одну в этом мире – мечтающую, надеющуюся, умоляющую, чтобы ты наконец-то раскрыл глаза и увидел, сколько всего я могу тебе предложить.

Я тяжело