Даже когда я уйду - Николь Фиорина

оставалось всего два часа, и я хотела встретиться еще кое с кем прежде, чем зайти в кабинет Линча и выписаться из Долора. С Тайлер и Джудом мы попрощались накануне, а с доктором Конуэй провели последнюю встречу на прошлой неделе. Эти два часа я оставила для Итана.

Я обыскала весь этаж: каждую комнату, каждый коридор, каждую душевую. Ничего. Я повернула за угол и увидела в конце коридора Лиама и Джейка – те очень бурно мирились. Кажется, Джейк таки пришел в себя, и сердце мое сдавило в груди.

Ноги пронесли меня вверх по лестнице на третий этаж, туда, где были учебные классы. Я осмотрела каждую комнату, проверяя часы всякий раз, когда проходила мимо них.

Еще полтора часа.

Я открыла последнюю дверь, а потом услышала какой-то шум из соседнего зала. Когда я подошла к двери, то медленно толкнула ее.

– Итан? – позвала я.

Я зашла в зал и застыла на месте от того, что увидела.

С потолка свисал Лайонел – студент, которого я едва знала. Он сучил ногами над стулом, цепляясь за веревку на шее. Мне хотелось закричать, но страх будто бы набросил на горло удавку. Я попыталась убежать, но ноги будто приковало к месту.

Глаза жгло. Руки тряслись. Наконец я обернулась и увидела Итана. В глазах его, покрасневших и невидящих, бушевало пламя. Я прикрыла рот рукой и прижалась к стене.

– Мне так жаль, Мия, – прошептал он.

Я не узнавала стоящего передо мной человека. Я покосилась на парня, который боролся за свою жизнь под потолком.

– Все совсем не так, как кажется, – зашептал Итан мне на ухо, прижав ладонь к моему рту, не давая крикам вырваться.

Мальчишка медленно задыхался прямо на моих глазах.

Итан прижался ко мне всем телом, чтобы ненароком не выпустить.

Мне было тяжело на это смотреть, и я зажмурилась.

Я ничего не понимала. Совсем, совсем ничего.

Меня снесло волной гнева. Руки действовали будто сами по себе – я начала бороться с Итаном. Пихнула его в сторону, и он пихнул меня в ответ в десять раз сильнее. Я закричала, и он сжал мои щеки. Я пнула его коленом под дых, и Итан схватил запястья одной рукой и прижал меня к полу.

– Прости, – повторил он. – Я не хотел, чтобы ты все это увидела. Этого я не планировал.

А потом меня накрыло темнотой.

Олли

Я ходил туда-сюда перед машиной Трэвиса, каждые пять секунд косясь на часы. Ладони вспотели – в руках я держал букет роз. Через сорок восемь часов мы с Мией будем в Испании. Через сорок восемь часов мы поженимся. Я ждал этого дня с тех пор, как впервые ее почувствовал.

Я бы сказал, что увидел, но это было бы ложью. Сначала я почувствовал ее.

Ее душа позвала меня, и только потом я увидел ее.

Где ты, любовь моя?

В машине лежали наша одежда, ее фотоаппарат, моя записная книжка, наши фото и дюжина бумажных цветов, которые мы сделали для Мии вместе с Зиком.

Моя Мия Роуз.

Вчера мне на дом прислали зеленую карту деятеля искусств. Трэвис привез ее – первое, что я попросил увидеть. Я мог летать в Штаты и обратно. У Мии было двойное гражданство, спасибо, директор Линч.

Я всего добился. Мне оставалось лишь дождаться, когда она выйдет из этих железных ворот, чтобы мы поженились и отправились домой.

Где же ты, милая?

– Ты уверен, что назвал ей правильное время? – спросил Трэвис.

Его тяжелый взгляд никак не помогал успокоить поднимающуюся внутри меня панику. Под ее весом я не соображал, и потому оперся на капот его машины и попытался отдышаться. Но боль в груди лишь усиливалась – с каждой секундой.

– Она придет, – я открыл дверь и положил букет роз на пассажирское сиденье.

Часы показывали десять минут четвертого. В воздухе царила прохлада, но я все равно вспотел.

– Она придет.

Эпилог

Перед самой смертью родился монстр. Его звали Кармой,

и он жаждал мести.

Оливер Мастерс

Итан

У горя пять стадий. Психологи все прояснили за пять чертовых стадий. Отрицание я прошел давно, но до торга так и не добрался – застрял в бесконечном круге гнева.

Гнев, мой самый верный друг. Я мог рассчитывать на гнев. Он был со мной, когда я просыпался. Когда закрывал глаза. Гнев захватывал меня даже во сне. Ярость стала частью меня – кровожадным чудовищем. И я прикармливал его каждый божий день.

Шестнадцать месяцев назад

Прошел год с тех пор, как я поднялся по ступеням Долора, но кажется, что только вчера я видел ее лицо.

– Какой ты шикарный в новой форме, – произносит Ливи. – Ты разве не взволнован, крутой кулич? Я так тобой горжусь!

Она хватает меня за руку – как делала всегда, чтобы привлечь внимание – и на лице ее мелькает едва заметная улыбка. Она поднимает на меня взгляд своих голубых глаз. Она называла меня «куличом» с детства: началось это однажды на Пасху, но дни и годы слились, и я не помнил, как именно это произошло.

Я знаю, что Ливи мной гордится, но сейчас я на нее злюсь. Она собралась в эту школу, чтобы ей там помогли. Сказала, что я не пойму. По крайней мере, сейчас – но однажды точно. Она улыбается мне восхищенно, а я только и вижу, что недоверие. Мы ведь должны были быть семьей. Должны были решать все проблемы вместе.

Я мог бы хоть поблагодарить ее. Улыбнуться. Показать, как я ей горжусь, как я рад, но я ушел. Ушел, злясь на нее.

Целый чертов год.

Если бы тогда я знал то, что знаю сейчас…

Я ждал у кабинета Линча – дверь, наконец, открылась, и он поприветствовал меня, протянув руку. Я потратил мгновение на то, чтобы усмирить чудовище и ответить на рукопожатие. Потратил на это все силы. И даже пожимая руку, я ждал, что сломаю ему запястье, потому что он не выполнил единственное обещание: не углядел за Ливи.

«Мия важна для меня», – произнес он по телефону, когда попросил помочь со всем этим.

Я не говорил с этим чемпионом с самой смерти Ливи, а он вдруг посмел позвонить мне и попросить помощи! Надо было послать его. Ливи была важна для меня. Он должен был заботиться о ней. Она была его ответственностью. Он должен был помочь ей. Ливи была единственной семьей, которая у меня осталась. И вот он я, стою под крышей Долора, потому что нужен директору.

Линч не знал, что у меня есть свои планы.

Сердце предупреждало меня с каждым шагом: я спускался