Улыбочку! - Омер Барак

Омер Барак

Улыбочку!

Моим родителям, Хагит и Шломи Барак, которые учили меня любви, преданности и самоотдаче

Идо и Эяле, которым я надеюсь передать всё, чему научился

И всем, кто по кому-то скучает

Omer Barak

EVERYBODY SMILE

Copyright Оmеr Ваrаk, 2022

Russian Edition Copyright Sindbad Publishers Ltd., 2025

Правовую поддержку издательства обеспечивает юридическая фирма «Корпус Права»

Издание на русском языке, перевод на русский язык, оформление. Издательство «Синдбад», 2025

1

– Стой! – прокатился по верхней палубе чей-то крик. – Не прыгай!

Услышав его, я, как и все пассажиры лайнера «Голден Зива», невольно обернулся, чтобы увидеть, откуда он доносится, и, что гораздо важнее, понять, кому он адресован.

По палубе бежала женщина в футболке с надписью «Круизы Моти» на груди и в солдатских штанах американской армии, и с каждым ее шагом две вещи становились все более очевидными. Во-первых, что если бы на Олимпийских играх проводились соревнования по бегу в армейских ботинках, эта женщина выиграла бы их, даже не надрываясь. А во-вторых – и это обстоятельство повергло меня в полное изумление, – что идиотом, собирающимся прыгнуть за борт с высоты седьмого этажа и испортить отпуск пяти тысячам ни в чем не повинных пассажиров, оказался я.

– А-а-а… – промямлил я, пытаясь заполнить промежуток времени между мгновением, когда я облокотился о поручни, пытаясь найти укромный уголок, и следующим, когда глаза всех на палубе обратились к женщине с черными волосами, собранными на затылке в конский хвост, схватившей меня за руку. В ее взгляде явственно читался трепет от осознания того, что я все-таки мог прыгнуть за борт, но еще больше в нем было презрения и разочарования в том, что я этого так и не сделал.

– Я вовсе не собирался…

– Не морочь мне голову. – Она зажала мой правый локоть движением, не позволявшим не то что двинуться, но и свободно дышать. – Я работаю на круизах уже одиннадцать лет и таких, как ты, вижу за километр.

– Послушайте… – попытался я подобрать слова, которые должны были убедить ее в том, что если я не покончил с собой за предыдущие пять месяцев, то уж точно не стану делать этого сейчас.

С другой стороны, мне хотелось чуть ли не расцеловать ее за предположение, что я собираюсь прыгнуть за борт вместо того, чтобы думать о Яаре.

Потому что все вокруг меня уверены, что дела обстоят именно таким образом.

И все они ошибаются.

Несмотря на то, что именно о ней я сейчас и думал.

Как, впрочем, не переставал думать ни на секунду в течение всех этих пяти злосчастных месяцев.

– Я вовсе не… – сделал я еще одну безуспешную попытку убедить одного из нас. – Я в полном порядке.

– Послушай, приятель, – прищурив зеленые глаза, женщина усилила хватку, – видала я тут народ, истерзанный песенками Ринат Габай[1], но даже они выглядели получше тебя. Ты один?

– Нет. Я… – промямлил я, все еще пытаясь сообразить, что же все-таки случилось. – Я здесь с семьей.

– А-а-а, так вам тоже поставить Ринат Габай?

Я стоял напротив нее совершенно сбитый с толку, пытаясь сообразить, ошибается ли она, и если да, то насколько. Я, разумеется, не собирался никуда прыгать, но если предположить, что моих родителей, Деклу, Амихая и Дана вызывают в капитанскую каюту и сообщают им, что я свалился в Средиземное море, как бы они на это отреагировали?

Кто точно не удивился бы, так это мама.

Наоборот. Скорее всего, если бы ей сказали, что сделали все возможное и невозможное, но я все равно решил прыгнуть ласточкой с высоты десять метров и лишь по пути вниз сообразил, что не знаю, как это делается, и разбился насмерть, она немедленно сообщила бы им, что тысячу раз предупреждала меня о последствиях. Что значит для нее потеря ребенка по сравнению с потерей возможности лишний раз сказать: «Я же говорила»?

Отец, покачав головой, промямлил бы, что она права.

Дан сказал бы, что это очень смешно – достигнув самого дна, погибнуть, упав с высоты, – и вернулся бы в свою Америку, потому что какая разница: есть у тебя старший брат или нет, если ты с ним так ни разу и не поговорил?

А Декла, которая никогда не прекращала командовать батальоном, набрала бы полные легкие воздуха и, положив руки на бедра, произнесла бы, направляясь к двери: «Так. То, что это случится, было очевидно. Вопрос лишь в том, позволим ли мы этому событию испортить нам отпуск. Уверена, что Йони бы этого не хотел».

И это единственное, что меня сейчас беспокоит.

Потому что я действительно приложил все усилия, чтобы испортить им эту дурацкую и совершенно ненужную поездку.

– Мне нужно понять, как далеко все это зашло, – произнесла женщина, не сводя с меня глаз и не ослабляя хватки, и мне захотелось сказать ей, что после исчезновения Яары я ни с кем не был настолько близок. – Говори, не стесняйся.

– Отпустите меня. – Попытавшись выдернуть правую руку, я окончательно запутался и сблизился с женщиной настолько, что почувствовал запах жвачки со вкусом арбуза, исходящий у нее изо рта. – Я хочу к своей семье.

– Окей. – Ее хватка стала по-настоящему болезненной. – Теперь я вижу, что все зашло слишком далеко.

– Чего вы хотите?

Не арбуз, а дыня! Жвачка со вкусом дыни.

– Послушай. – Она пододвинула правой ногой синий пластмассовый стул, отпустила руку и ловко усадила меня точно между подлокотниками, не спуская с меня глаз. – Сколько тебе? Тридцать…

– Два, – ответил я, потирая руку.

– И ты не засмеялся моей шутке про Ринат Габай, что говорит о том, что у тебя нет ни детей, ни чувства юмора.

– Я…

– Далее, – продолжала она, не останавливаясь. – Нормальному человеку твоего возраста без детей и в конце августа нечего делать на корабле, полном семей с детьми.

– Прежде всего…

– А кроме того, в это время года ни один работодатель не отпустит холостого работника в отпуск на неделю. Значит, либо у тебя собственный бизнес, либо ты безработный.

– Я не знаю, что вы там себе надумали, но…

– Значит, безработный. Так я и думала. Итак, тебя может спасти лишь тот факт, что ты проводишь здесь отпуск со своей половиной, и он начисто лишен всякой романтики. Иначе нам придется побеседовать у меня