Пламя в моем сердце - Рита Трофимова

— Эх, мама, мама… — выдохнула Эла, растирая по щекам слёзы. — В одном ты права: всё давно уже в прошлом, и мне незачем душу рвать воспоминаниями. Только, прошу, умоляю, оставь в покое Лину. Она сама разберётся в чувствах, пожалуйста, дай ей время.

Глава 24

Лина

После неожиданного приезда Элы Марта ходила угрюмая, всё молчала, хмурилась, но через пару дней очнулась от тяжких дум и снова вернулась в привычный жизненный ритм. Лина замечала в ней перемены к лучшему: мать немного смягчилась, и уже не смотрела на Филиппа с неприязнью и даже не чинила препятствий для встреч. Однако Марта не была бы Мартой, если бы перестала контролировать каждый их шаг. А уж разговоры о дисциплине и нравственности она заводила по пять раз на дню.

— Не расслабляйся, Евангелина. Учёба всегда должна быть на первом месте, любовь никуда не денется, — между делом наставляла Марта. — Первый курс консерватории — дело нешуточное. Я изучила программу, у вас и концерты намечаются. Так и вижу тебя солисткой большого оркестра. Как я гордилась тобой весной! Бескровная — очень строгий педагог. Нужно стремиться быть лучшей среди её учеников, да что там, во всей консерватории, в Москве! Кому, как не тебе, играть Баха!

— Да, мама. Конечно, мама. — смиренно отвечала Лина, с трудом возвращаясь из мечтаний в реальность. Совсем другая музыка кружилась в её голове, совсем другие чувства одолевали.

Последние деньки августа выдались на редкость солнечными и даже знойными, отчего создавалось впечатление, что лето в дачном посёлке, этом любимом райском уголке, будет длиться вечно. Лина закрывала глаза, вспоминая счастливые мгновения, которые им довелось пережить вместе с Филиппом, и сердце тревожно замирало в груди при мысли о скорой разлуке. Усилием воли она гнала от себя тревожные мысли и улыбалась Марте, лишь бы та ни о чём не догадывалась. А время стремительно неслось вперёд.

Лина соблюдала негласный договор: музицировала, помогала матери по хозяйству и только под вечер убегала из дома. Они с Филиппом уединялись на речке, гуляли по опушке леса, забредали на поляну, усыпанную полевыми цветами, а однажды, после короткого проливного дождя, они обнаружили местечко с разросшейся грибницей. Наудачу у Филиппа в кармане нашёлся небольшой перочинный нож. Он снял футболку, соорудив из неё мешок, который они с Линой доверху набили подосиновиками и белыми грибами.

Первой реакцией Марты было возмущение и подозрительный взгляд, которым она оглядела голый торс Филиппа, но разобравшись, что к чему, сразу подобрела.

— Ну вот, хоть какая-то польза от ваших прогулок, — проворчала она, выкладывая грибы в таз. Губы растянулись в сухой улыбке, и хмурая морщина на лбу разгладилась.

А на следующий день Марта наварила борща, нажарила целую сковороду картошки с грибами и позвала Филиппа на обед.

К еде она почти не притронулась, сидела за столом, задумчиво наблюдая за Линой и Филиппом, будто с мыслями собиралась.

От волнения у Лины пропал аппетит, и она не спеша ковырялась в тарелке. Филипп, напротив, ел с удовольствием, и даже от добавки не отказался. Он хоть и вёл себя сдержанно, но перед Мартой не пасовал, поглядывал с настороженным интересом, а иногда и с затаённой улыбкой, явно ожидая какого-то подвоха. Оказалось, что он не ошибся. Когда настало время чаепития, Марта разлила по чашкам чай и начала задавать вопросы.

— И какие у тебя планы на этот год? Чем собираешься заниматься? — обратилась она к Филиппу с видом строгого педагога.

— Учиться буду, восстановлюсь в универе, — как ни в чем небывало ответил он.

— Ничего не понимаю. — Брови Марты удивлённо поползли вверх. — Разве Эдуард Филиппович не ректор? Как он мог допустить, что единственный сын отчислен из университета и болтается без дела?

— Всё просто. Отец принципиален в вопросах учёбы и не только. Он сам подписал приказ об отчислении. — Филипп слегка откинул голову и вздёрнул подбородок.

Лина заёрзала на месте, нервно закусив губу. Как бы мать не расценила этот жест как заносчивость и даже дерзость, хотя на самом деле это было не чем иным, как защитной реакцией, попыткой справиться с замешательством и досадой.

— Хм. — Марта задумчиво постукивала пальцами по столу. — Мне такого совсем не понять. Когда я была завучем в школе, всегда стремилась помочь своим дочерям.

— У нас в семье всё по-другому. Я сам учусь и сам отвечаю за свои поступки. Правда, часто заслуги моих предков помогают на экзаменах, к примеру, повысить оценку на балл выше. Фамилия Полянский действует на преподов как слабительное.

— Слабительное? — сухо рассмеялась Марта. — Ну ты и шутник.

— А иногда наоборот, — включилась в разговор Лина. — Профессор с кафедры неврологии из вредности завалил Филиппа на экзамене, ещё и оклеветал.— Лина вкратце рассказала о конфликте полугодовалой давности.

— Да уж… — озабоченно протянула Марта. — Будь я на месте Эдуарда Филипповича, я бы приструнила этого зарвавшегося профессора. Душу бы из него вытрясла. Принципиальность — это хорошо, за исключением тех случаев, когда дело касается собственного ребёнка. Эдуард Филиппович не прав. Ох, не прав.

— Да я сам виноват. — Филипп взглянул на Марту исподлобья. — Прогуливал пары, ещё и на лекции засветился. Так что, в принципе, было за что мне ставить пару.

— Вот молодец, признаёшь свои ошибки. — Марта одобрительно кивнула. — Ты парень неглупый и с характером. Тебе непременно нужно окончить институт. Глядишь, и из тебя что-то путное получится. Учись сам и Линочке нашей учиться не мешай.

— Мама! — воскликнула Лина, ощутив неловкость и стыд — настолько оскорбительно и бестактно прозвучали её слова.

— Так вот к чему была вся эта затея! — Филипп невесело усмехнулся, окинув взглядом стол. — Вы, тёть Марта, не переживайте. Я не собираюсь отвлекать Лину от учёбы, но не думайте, что расстояние и трудности нас разлучат. Мы обязательно будем встречаться.

— Будете. Но не так часто, как планируете. — Марта упрямо поджала губы. — Линочке предстоит много заниматься. Бескровная возлагает на неё большие надежды.

— Лина справится, я уверен!

— Конечно, справится! Если