Селянин - Altupi
Сумерки висели синим покрывалом, на заднем дворе у хлева горел фонарь, свет падал на кирпичную стену оранжево-белым пятном, даже издалека было видно, как на него летит мошкара. Кирилл тоже направился туда, собираясь хоть какой-нибудь работой искупить вину и заткнуть совесть.
За хлевом мужским баритоном ещё хрипел магнитофон. Дверь в коровник оказалась распахнутой, корова не мычала, её соседи с пятачками похрюкивали редко и тихо, похоже, накормленные до отвала. Хорошо слышалось, как о стекло светильника бьются глупые жуки и бабочки. Гоголевской таинственности вечеру добавляли лающие вдали, в другой деревне, собаки и квакающие на реке лягушки.
— Кир, ты куда?
Кирилл подпрыгнул от неожиданности. Заслушавшись лягушек, представляя сцены из недавно просмотренного «Вия», почему-то пришедшие на ум посреди полутёмного двора, он не заметил стоявшего у тянувшегося вдоль забора верстака Егора. Калякин думал, что тот доит корову, и двигался туда. Хотя, да, звона тугих струй молока об эмалированные стенки ведра среди ночных звуков не было. Не привыкнет никак к сельской действительности, внимательности ноль.
Обругав себя за это, Кирилл подошёл ближе, жестикулируя на ходу.
— Да так… просто… Думал, ты в сарае.
— Нет, я уже управился, — сообщил Егор. Он улыбался и совсем не дулся за самовольную отлучку с барщины. От его благодушия Кириллу стало ещё хреновее.
— Давай я тебе чем-нибудь помогу? — быстро предложил он и устремил взгляд на верстак, выискивая, чем можно помочь. Верстака свет от фонаря почти не достигал, но пузатые «четверти» хорошо проглядывались сквозь темноту, спасибо налитому в них белому молоку. Их было три, одна неполная.
— Надо в холодильник отнести, — последил за его взглядом Рахманов. — Возьмёшь одну?
— Могу и две взять! — обрадованно откликнулся Кирилл, шмыгнул носом и потёр руки. Но хватать банки не кинулся, замялся, неловко поведя опущенными плечами. — Егор, я не хуи пинал… Ой, извини. Не бездельничал. Я с мамой Галей разговаривал. Она позвала, когда я пить ходил. Ей скучно было. А потом своей звонил, и сразу сюда.
Егор внешне не проявил интереса, но последовавший вопрос, ложно-вежливый, выдал его. Даже то, что он отвернулся и принялся вытирать с верстака капли молока скомканной тряпкой, не помогло скрыть охватившего волнения.
— Что тебе мама сказала?
— Да ничего. Сказала, что сын-пидор ей не нужен. — Кирилл отмахнулся, даже не замечая, что утаивает значимые моменты. Его и вправду уже не заботили призрачная армия и абстрактные меры принуждения, они мигом выветрились из головы, как только Егор обнаружил тревогу за судьбу их отношений. Значит, они для него важны! Вот в таких мелочах, милый, и проявляются истинные чувства!
Кирилл очнулся от эйфории, когда обнимал Егора за талию и улыбался во весь рот. Рахманов смотрел на него, как на дитё малое.
— Ой, — ещё шире растянул губы Калякин и отпустил тёплое, тонкое тело, быстро сгрёб две ближайшие банки и крепко прижал к бокам, напомнив себе этим дымковских расписных баб. — Вот. В холодильник? Который в чулане? Да как два пальца… ну… гхм… я пойду, в общем.
Но он задержался ещё на несколько секунд, не в состоянии оторваться от лучащихся глаз Егора, который так редко проявлял веселье и задор. И пусть он сейчас опять молчал, Кирилл знал, что про себя ведёт очень оживлённый диалог. Возможно, даже признаётся в любви, просто ему трудно выразить это вслух, переступить через психологический барьер. Ерунда — куда романтичнее стоять вместе под звёздным небом и молчать, прикасаясь друг к другу сердцем.
— Что стоите? — Из темноты вынырнул сначала яркий белый луч фонарика, скользнул парням под ноги, и за ним сразу раздался звонкий голос Андрея, зашлёпали по пяткам стоптанные подошвы сланцев. Он остановился и поставил единственную здоровую руку в бок. Чуть наклонил голову.
— Кто стоит? — притворно удивился Кирилл. Его ослепил режущий свет. — Где ты видишь? Я уже иду. — И он ускользнул в темноту переднего двора. Братья за спиной ещё о чём-то тихо разговаривали.
58
В деревне Кирилл научился ценить каждый отход ко сну. Неописуемым наслаждением было вытянуть гудящие ноги, закрыть глаза и помнить, что впереди целых семь часов без работы. Глаза сами закрывались в первую же минуту, но как спать, если рядом лежит парень, по которому сходишь с ума? Лежит тоже уставший, также вытянув гудящие ноги с соблазнительными коленками. Притом лежит голый, из-за духоты даже без простынки, и от его волос вкусно пахнет шампунем, а кожа чистая, без капли пота, и горячая.
Кирилл хотел его, поэтому боролся со сном, по привычке прислушиваясь к звукам. Смазка и презики у них были запиханы под подушки. В доме стояла тишина, тикали часы. Он ждал знака Егора. Минуты противостояния с дремотой текли очень долго, счет вела она. И кажется, выиграла: Кирилл вздрогнул от скользнувших по бедру пальцев и открыл глаза. Ушную раковину обдало жаркое дыхание, губы прижимались к ней плотно-плотно:
— Твоя очередь сверху.
Кирилл приподнялся на локте, посмотрел на Егора, надеясь, что он разглядит удивление на его лице. Однако тьма в маленькой спаленке без окон была кромешной, и пришлось тоже наклониться.
— Нет. Ты.
Егор помотал головой, отчего подсохшие волосы разметались по подушке, издавая лёгкий шелест. Он взял Калякина за руку, ту, которая не подпирала упрямую башку, и потянул на себя. Кирилл пахом ткнулся в его бедро, прижался животом к боку и после ощутил свою эрекцию. При таком близком контакте уверенность в распределении ролей таяла, он хотел проникнуть в тугое отверстие, почувствовать сжимающее давление на член. Хотел овладеть Егором, дать ему свою любовь и ласку, получить то, что позволялось чванливому ботанику Виталику! Последнее обстоятельство злило Кирилла больше всего и придавало решимости действовать, хоть он немного терялся перед необходимостью вести в гейском сексе. Снизу — ляг, ноги раздвинь и наслаждайся, а верхним быть — надо навыки иметь. Вдруг это не то же самое, что бабу в жопу ебать?
Ладно, как-нибудь разберётся, не маленький. Кирилл хотел, горел желанием, но у него оставались сомнения. Много сомнений и веских доводов против, из-за которых лучше перетерпеть и получить пассивный кайф. Он опять наклонился к Егору.
— Не жертвуй.
Егор покачал головой и снова раздался еле слышный шелестящий звук. Истолковав немой язык, Кирилл продолжил:
— Не верю. Не надо.
Губы Егора шевельнулись в посеревшей тьме, однако Кирилл ничего не разобрал. Ответ он