Тайна от Бывшего - Екатерина Белая

Вкус бархатной кожи, которая реагирует россыпью мурашек на прикосновения моих губ.

Жадно веду языком по выгнувшейся тонкой шее. Кусаю, оставляя следы. Ставлю метки, потому что хочу заклеймить. Вдоль и поперёк. Не оставив ни единого нетронутого сантиметра. Всё — моё.

Всё!

Стройное гибкое тело, пухлые губы, тонкие руки, шёлк волос, лицо, глаза…

Чёр-р-рт…

Как она смотрит на меня… Преданно. Нежно. И как будто светится вся, ослепляя своими оголёнными чувствами. Не играет. Не притворяется. Любит…

Моя хорошая девочка.

Чистая. Уязвимая.

Хочу, чтобы ей было хорошо со мной. Чтобы она улетела от удовольствия. Поэтому ласкаю чувственное тело ладонями, предугадываю реакции, распаляю. Вырываю сладкие стоны и с жадностью сжираю их с мягких губ.

Горячо…

В башке муть. Я пьян ею. Пьян её податливостью. Умотан просто в хлам.

Для полного кайфа не хватает только моего имени, слетевшего с ее губ, но моя умница читает мысли.

— Максим! — чувственный выкрик ласкает слух.

Рычу от возбуждения и словно одержимый любуюсь красивыми чертами лица.

Она совершенна. Таких больше нет.

Ловлю затуманенный взгляд зелёных глаз, и мой разум необратимо затягивает похотью.

Животной. Неудержимой. Дикой.

Я не буду нежным. Буду брать её жестко…

Шумно выдыхаю, когда сон резко рассеивается, швыряя меня мордой в подушку.

Цепляюсь за остатки обманчивого морока, но образ моей рыжеволосой фантазии удержать не получается. Она растворяется, словно сладкий дурманящий туман. Оставляет после себя осознанную реальность, которая придавливает тяжёлой плитой.

Ни цвета, ни запаха, ни вкуса. Только горечь на языке.

Сжимаю веки до рези в глазах, отказываясь их открывать. Стискиваю зубы и надсадно дышу, потому что под ребрами вспыхивает адский пожар. И, кажется, эта хрень уничтожит меня сию секунду. Сожжет заживо, превратит в кусок угля.

Сглатываю сухость в горле, восстанавливая дыхание.

Это пройдёт.

Всегда проходит.

Несколько секунд пограничного состояния — и вот я уже полностью в себе. Адекватный и вменяемый. Почти.

Разлепив глаза, сажусь на кровати.

Виски пульсируют от боли, башка раскалывается. Но тяжёлое похмелье после вчерашней попойки только в радость. Оно отвлекает от реалистичного яркого сна, отголоски которого я до сих пор ощущаю всем телом.

Внезапно в сознание врезается настойчивый стук в дверь, который, походу, меня и разбудил.

Злюсь, понимая это. Встаю и, надев штаны, иду открывать.

Не знаю, кто там припёрся, но этот кто-то сейчас точно огребёт по полной.

— Ма? — недоумеваю, когда распахиваю дверь и вижу свою маман. — Чё пришла?

— Нет, вы только посмотрите! — возмущается она. — Мало того, что он целую вечность продержал меня на пороге, так ещё и хамит!

— Я не…

— Может, уже пригласишь мать в дом?

Скрипнув зубами, молча отступаю. Вижу недовольство, когда мать осматривается, оценивая срач вокруг.

— Ужас, — звучит строгий голос. — Ты живёшь в хлеву.

Закатываю глаза и иду в кухню.

Мне нужны обезболы, иначе от общения с матерью моя башка взорвётся.

— Что у тебя случилось? — спрашиваю, закидываясь таблетками. — По телефону вопрос нельзя было решить?

— До тебя не дозвониться, — отвечает она, брезгливо оглядывая загаженную кухню. — Да и разговор серьёзный… Максим, вызови клининг, пожалуйста! — не выдерживает.

— Это и есть цель твоего визита? — усмехаюсь.

— Я не могу общаться в такой обстановке. Просто невозможно!

— Ну тогда потом пообщаемся, — равнодушно жму плечами. — Дверь захлопни, когда будешь уходить.

Иду в спальню и падаю на кровать.

Я дерьмовый сын — знаю. Но мне сейчас на это пофиг.

Стараться угодить матери — бесполезное занятие. Она всегда чем-то недовольна. Поэтому пусть уходит.

Мечтаю услышать звук хлопнувшей двери, но вместо этого слышу приближающийся стук шпилек.

Маман заходит в спальню, идёт к окну и резко распахивает тёмные шторы, впуская в комнату солнечный свет.

Глаза обжигает.

Рычу ругательства, не подбирая слов. Потому что моя роговица сейчас сгорит на хрен к чертям!

— Не выражайся при матери! — обрывает строгий голос.

И я с трудом сдерживаюсь, чтобы не нагрубить в ответ.

Отворачиваюсь от окна, проглатывая матюки, которые норовят сорваться с языка.

Бесит!

Обычно меня сложно вывести из себя, но матери это удаётся как два пальца об асфальт. Она играет на моих нервах легко и непринуждённо, зная, что я никогда не сорвусь на неё.

— Во что ты превращаешься, Максим? — слышу обречённый вздох. — Сколько здесь бутылок — просто кошмар! Ты всё это один выпил?..

Не заморачиваюсь с очевидным ответом. Закрываю глаза, пытаясь игнорировать присутствие матери.

Пускай возмущается, мне плевать.

— …Алло! — звонит она кому-то. — Здравствуйте, можно оформить заявку на уборку квартиры? Да, нужна генеральная…

— Ма…

— …Потребуется вынос большого количества мусора…

— Ма!

— Ш-ш-ш! Запишите адрес…

— Отменяй, — раздражённо бросаю, когда она заканчивает разговор. — Я не собираюсь никого ждать. Уеду сейчас.

— Какой занятой у меня сын. Весь в заботах, делах… А по городу тем временем знаешь какие слухи ходят? Мне стыдно людям в глаза смотреть.

— Чё за слухи?

— Что ты бандит, Максим, — у неё срывается голос. — И что участвуешь в тех ужасных массовых драках, про которые пишут в новостях. Если это так, то я не знаю… Это такой позор!.. — Всхлипнув, она замолкает. Но, не получив от меня реакции, продолжает: — Вот что ты молчишь, м? Скажи хоть что-нибудь!

— Что сказать? — мрачно усмехаюсь, поднимаясь с кровати. — Извиниться перед тобой, что позорю? Ну извиняй.

Сваливаю в ванную, умываюсь по-быстрому, а когда выхожу, маман уже поджидает меня в коридоре.

— Ты совсем с ума сошёл? — спрашивает она дрожащимиголосом. — Хочешь провести часть жизни в тюрьме?

«Я уже там», — проносится в голове.

— Не волнуйся, меня не посадят, — безразлично отвечаю.

И возвращаюсь в спальню, чтобы одеться и уже наконец свалить из квартиры.

— Безответственный, — кидает мать мне в спину. — Распущенный! Я на тебя жизнь положила, неблагодарный!

— Напомни, когда это было? — не выдержав, разворачиваюсь, глядя на неё сверху вниз. — В первые пять лет, когда я у бабки тусил, а ты мужиков меняла? Или в последующие — когда у тебя появился муж, называющий меня выродком?

Щёку обжигает пощёчина, и я зверею. Увидев это, мать заливается слезами.

— Миша тебя никогда так не называл!

— Да? Спроси у него, — скалюсь. — И про то, как он меня периодически ремнём хлестал, тоже спроси.

— Я тебе не верю!

— Ничего удивительного. У тебя все хорошие, кроме меня.

— Неправда! — задыхается она от рыданий. — Ты мой сын, и я постоянно вставала на твою защиту.

— Я тебя умоляю, — не могу сдержать сарказма. — Не помню ни единого раза. Я всегда оставался крайним. Всегда.

Не вижу смысла что-то ещё говорить. Психую.

Клянусь, я всеми силами пытался относиться к матери с