После развода. Не надо слов, не надо паники (СИ) - Блио Элен

- Я не хотел этого ребёнка

- Тоже не хотел? — ляпаю, не подумав. А он поворачивается и смотрит.

- Нашего с тобой я хотел. Сильно. И мне было больно, когда ты сказала, что сделала аборт.

- Ты сказал «решай сама». — я говорю спокойно.

- Я знаю. Я посчитал, что это неправильно заставлять тебя рожать малыша, зная, что я не смогу вернуться в ближайший год точно. Я тогда думал, что не вернусь.

- Ясно. Ладно, Леш, это всё... прошлое, давай не будем.

- Не будем. Мы приехали.

Да, как удивительно близко, быстро.

Слишком быстро.

Я не готова.

Сердце сжимается.

Я не то, чтобы боюсь, чего мне бояться? Я могу в любой момент сказать «нет», встать и уйти. Он не будет держать меня силой. Просто…

Просто я сама не понимаю, как я оказалась в этом месте, с этим человеком.

Зачем?

Закрыть гештальт?

Мы сразу проходим к лестнице минуя ресепшен. У двери номера Алексей достаёт ключ-карту, открывает, пропуская меня. Заранее зарегистрировался? Уже был тут сегодня?

Вставляет карту в специальный порт. Зажигаются бра.

Номер большой, но при этом какой-то очень уютный, интимный, я бы сказала.

Может, виной всему приглушенный свет? Темные тона отделки и мебели?

- Может ты хочешь что-то выпить?

- Нет, не уверена. Я... я хочу в душ

- Аня, подожди.

Он тормозит меня, хватает за плечи, прижимает к стене, нависая.

- Аня…

И тут я полностью рассыпаюсь.

Вся так тщательно мною выстроенная модель поведения рушится. Деталь за деталью. Позвонок за позвонком. Мысль за мыслью. Преграда за преградой. Щит за щитом.

Я утыкаюсь в его грудь и реву.

26.

- Аня... Аня... Анюта... девочка моя... тихо, тихо... ну всё...Рудый, рыжик, тише.

Его слова прошибают, в самое сердце.

Рудый.

Это от Руданова.

И еще... В нашем детстве, конечно, все смотрели кино «Четыре танкиста и собака» еще шутили — «четыре поляка, грузин и собака», так вот там танк носил имя Рыжий, Рудый по-польски. А Я... я в то время красила волосы хной в ярко рыжий цвет. И вот Лёшка придумал мне два прозвища сразу, Рудый, и Рыжий.

Я уже забыла об этом.

О многом забыла. А сейчас вспоминаю.

Вспоминаю как он меня любил.

А что, если это и была самая настоящая любовь?

Что если вот это было самое искреннее, верное, единственное?

Слава... Любил ли меня Слава?

Любил, наверное.

Просто сейчас всё это завалено такими тоннами боли и обиды, что любви не прорваться. Даже если была когда-то — вспоминать не хочется.

Там даже не пустыня — в пустыне есть жизнь, пустыня великая!

Это не пустыня:

Это пепелище.

Пепел, который ничто.

- Анюта.

Мне уютно на его груди, тепло.

Он приятно пахнет.

И я.

Я словно проваливаюсь во временную воронку, в кротовую нору, на машине времени по краю горизонта событий пробираюсь туда.

В свои восемнадцать.

К мальчику, в чьих глазах я тонула.

В чьих руках я горела.

Хотела гореть.

К тому, кому я отдавала всю себя без остатка с тем пылом, который бывает только в восемнадцать.

Леша... Лешка мой.

Мой Буян, Буянчик... Лянчик-буянчик... Мой хороший. Родной мой мальчик.

Да, он тоже причинил боль.

Много боли.

Но…

Это было давно и неправда — моя любимая присказка.

- Леша... Лешка... Леш.

Я шепчу, шепчу не разбирая. И прячу все свои боли и страдания на его широкой груди.

Он уже не мальчик совсем, конечно, не мальчик, а муж... Мужчина.

БОЛЬШОЙ, СИЛЬНЫЙ.

Такой, за которым можно спрятаться. Хоть раз.

Мне сейчас очень нужно за кем-то спрятаться.

От всего.

И от себя.

От своего нежелания жить.

От того, что хочется закончить эту жизнь и начать новую.

- Леша.

- Аня, всё хорошо будет, всё будет хорошо.

- Ты узнавал?

- Я знаю.

Это тоже была наша старая присказка. Про всё будет хорошо, и ты узнавал.

И его ответ - я знаю.

Я точно в прошлом. Еще счастливом. Еще без трагедий.

Может только с предчувствием беды.

Да, я вспоминаю это сейчас отчётливо. Тогда я, несмотря на любовь сильную и веру в будущее всё-таки подспудно ждала чего-то нехорошего. Какой-то трагедии.

Интуиция?

Или правы современные учёные и никакой интуиции нет и в помине? Есть просто анализ, которые проводит наше подсознание, выдавая предполагаемую картину будущего?

Не знаю.

О чём я вообще думаю? Зачем?

Я не хочу думать.

Не хочу.

Я устала.

- Аня.

Он поднимает мою голову, держит лицо в ладонях, и…

Целует.

Целует меня жадно. Страстно. Так голодно. Дорвался.

А дальше…

Дальше всё очень быстро. И так... по-настоящему.

Как должно быть.

Свет приглушенный, которые не ранит и скрывает, который показывает только то, что хочешь видеть.

Я его хочу, Мне интересно. Но я не хочу, чтобы он видел меня. Мне страшно.

Понимаю, что надо себя отпустить.

Просто отпустить.

Расслабиться.

Позволить этому случиться.

Я так и делаю.

Забываю, что мне не восемнадцать.

Что у меня жизнь летит в пропасть.

Пусть летит.

Эта - куда угодно.

Хочу другую.

И прямо сейчас я её получаю.

С другим.

Боже, какие у него широкие плечи! Таких точно не было тогда. И бицепсов. Нет, фигура у него была классная, спортивная, подтянутая и с кубиками. Но он был достаточно худым, сухощавым. Сейчас Буянов мощный. Крепкий. И кубики не так отчётливо видны. И грудь стала такой волосатой — и мне это неожиданно так сильно нравится! Всё нравится. И поцелуи сладкие. И его вкус. И руки, которые находят мои самые чувствительные точки. И губы, которые следуют за руками.

Всё, мне нравится всё.

Я хочу быть любимой.

Хочу, чтобы у нас получилось. У него получилось.

- Сладкая вся такая... Нежная... вкусная.

Да, да, это именно те слова.

То, что хочется слышать от мужчины.

- Такая отзывчивая.

Да, я готова, всё очень быстро происходит.

И правильно.

Да, всё время в голове мысль, что это правильно.

Правильно здесь и сейчас.

А что будет завтра…

А может не будет его, этого завтра? Почему мы всё время оглядываемся на какое-то завтра? Когда мы не можем просчитать свою судьбу даже на сутки? Потому что как говорил великий мы «внезапно смертны». Да, да... Ты рассчитываешь завтра начать новую жизнь, а сегодня тебе кирпич на голову. Тот самый пресловутый кирпич, который отнимает у нас право на планирование и вечную жизнь. Условный кирпич, который может быть чем угодно. Аварией, болезнью, ошибкой врача, несчастным случаем, костью в горле, рукой убийцы и прочими неприятностями.

Не хочу про завтра.

Хочу про сейчас.

Жить свою жизнь сейчас.

Новую.

Вот такую.

Я не понимаю, как мы уже так быстро оказываемся голыми на кровати и его голова между моих ног.

Он не отпустил меня в душ, но я не чувствую никакого стеснения. И я тоже готова его целовать везде.

Боже, как хорошо! Это всегда было так хорошо? Или я уже забыла, как это бывает?

Забыла.

Просто хочется всё забыть и наслаждаться.

Выключить голову.

Это я и делаю.

Просто представляю нас в юности, в молодости.

Он всё тот же влюблённый мальчишка, неожиданно для меня сильно влюблённый.

Да, да, я тогда реально не думала, что Лёшка настолько в меня влип. Он, наверное, и сам не думал. Он ведь дышал мной! А я им... И он меня боготворил. Как умел.

Умел неумело, да, уж простите за тавтологию.

Но старался.

Любил.

И сейчас тоже любит.

Да, сейчас делает всё как надо. Правильно.

Просто отпускаю себя.

Позволяю быть свободной, раскрепощенной, отдавать и брать.

Отдаюсь.

Принимаю.

Погружаю в себя.

Захватываю.

Глаза в глаза.

- Аня... Анюта…

Целуемся, срываемся, зубами сталкиваемся, двигаемся очень быстро, на пределе.