Твоя наследница - Рина Беж
— Давид, — женский голос полон мольбы.
Понимаю, что ей больно и не хочется ворошить прошлое, но, как привык, не оставляю выбора, лишь его призрачные очертания.
— Мы можем отложить этот разговор сейчас, — делаю громкую паузу и предлагаю сомнительную альтернативу, — Но тогда продолжим его при личной встрече. И он обязательно состоится. В ближайшее время.
— Опять решаешь за нас обоих? — произносит вроде бы ровно, но я слишком хорошо ее знаю, чтобы уловить недовольные нотки.
— Не опять, а снова, — стараюсь разрядить обстановку.
— Я тебя выслушаю, — сдается.
Сквозь окно вижу, как Юля спрыгивает с подоконника и куда отходит. Легкий шорох, громкий шум от помолки зерен.
— Кофе на ночь вреден, — комментирую раньше, чем успеваю подумать.
И тут же получаю обоснованное:
— Ты что, подсматриваешь?
Уже готов произнести: нет, конечно.
Но не осмеливаюсь. Хватит лжи и обмана в нашей с Котовой истории. Пора переходить к правде.
— Ну-у, — тяну, удивляясь самому себе, что решаюсь на признание, — с улицы третий этаж особо не поразглядываешь.
Даю пару секунд на осмысление, а затем…
Любопытная Юля высовывается из окна и внимательно изучает двор.
А она милая. И, несмотря на расстояние, мне кажется, что я вижу ее широко распахнутые в удивлении голубые глаза.
Не сдерживаю улыбки и указательным пальцем левой руки пару раз поддеваю подрулевой переключатель света. «Моргающие» фары во дворе, освещенном всего парой тусклых фонарей, увидеть несложно.
Вот и меня она замечает мгновенно и в первое мгновение интуитивно отшатывается от окна, будто хочет спрятаться за воздушным тюлем.
Мне интересно наблюдать: сбежит всё-таки или…
Нет. Гасит трусливое желание и лишь кивает, а после вновь возвращается к приготовлению горького напитка, которому, кажется, никогда не изменяла.
— В гости не приглашу, — говорит серьезно и твердо.
И пусть я и не собирался навязываться, но такое четкое предупреждение удивляет и подтверждает сделанный ранее вывод: Юля изменилась.
И новая она мне нравится еще больше.
— Понял, не настаиваю.
Еще минуту слушаю легкое шебуршание, которое Котова больше не стремится скрыть, передвигаясь по кухне, затем она вновь появляется в окне. Забирается на подоконник, сгибает ноги в коленях и выдает, будто в омут с головой бросается:
— Я готова слушать.
Вижу, как, прижав телефон плечом, обхватывает двумя ладонями чашку и делает глоток. Хочется еще немного потянуть время, дать ей насладиться любимым напитком, потому что то, что собираюсь ей скинуть на электронную почту, явно испортит аппетит.
— Знаешь, прежде чем начать разоблачение, я все же хочу еще раз попросить прощения за свой совершенно неблагородный поступок. Думаю, если бы мама была жива, она бы этого никогда не допустила, — прикрываю глаза и качаю головой. — А тебя и Амину полюбила с первого взгляда.
Может быть это и глупо — в моем возрасте вспоминать мать, но не могу иначе. Я ее не просто любил, боготворил. До последнего дня она оставалась главной женщиной в моей жизни. Потому что не побоялась трудностей и осуждения окружающих, а родила и вырастила меня вне брака, дала образование и постаралась вложить те качества, которые считала важными.
Отец появился в моей жизни позднее. Намного позднее.
Думаю, если бы не болезнь, мама так и не осмелилась бы написать ему письмо и рассказать обо мне. А так, она испугалась, что останусь один, без поддержки, и рискнула.
Дамир Цикал, всегда мечтавший о наследнике, взялся за меня всерьез. Окружил вниманием и заботой. Даже сумел закрыть глаза на то, что я другой веры и особо не давил принять ислам. Забрал к себе в Стамбул, настоял на изучении языков и получении еще одного образования. В общем, усиленно принялся лепить из меня идеального отпрыска.
То, что этот человек не мягкий и открытый, а стопроцентный делец, ищущий во всем выгоду, я понял рано. Потому хоть и прогибался, исполняя волю покойной матушки постараться подружиться с семьей отца, но держал ухо востро.
От деда мне досталось хорошее наследство, которое я получил после совершеннолетия. И именно его вложил в свое первое дело, отказавшись от помощи Дамира. Чувствовал, что смогу стать от него зависимым, если что-то пойдет в разрез с его планами. А мне моя независимость всегда была дороже.
И все же просьбу матери я выполнил. Сдружился с семейством Цикал. И даже долгое время считал их близкими родственниками, семьей. Особенно Карину, единокровную сестру. Правда, узнай маму правду о выходках этой девицы, думаю, сто раз пожалела бы.
А ведь именно сестренка, та кто послужил косвенной причиной нашего с Котовой знакомства, стала первой, кто нанес удар в спину.
Именно Карина «открыла мне глаза» на распущенность моей невесты и ее стремление найти себе мужчину побогаче, чтобы не работать, а жить в свое удовольствие. Я не купился на голословные обвинения, хотя старался всегда прислушиваться к мнению сестры.
Тогда же подключились подруги Карины, которые пользовались услугами Котовой. Пусть не слово в слово, но они повторяли одно и то же: Юля — содержанка, обхаживающая богатых папиков.
А затем мне предоставили фотографии, где Котова практически голая занимается сексом с тем, от кого я ее спасал в день нашего знакомства.
Десятки откровенных фотографий со Стасом Хромовым.
Золотой мальчик тоже поддержал мою сестру. Он не побоялся встретиться со мной повторно и рассказал, что Юля крутила роман с нами параллельно. Выбирала лучший вариант. А сцена на кухне носила немного другой характер, нежели изнасилование.
Всё еще не верил, но парень привел доказательства того, что действительно видел мою невесту раздетой.
Ну откуда бы он мог узнать о родинке на левой ягодице или под грудью?
Вот тогда и дрогнул, и отдал снимки на экспертизу, выяснив их подлинность.
— Юля, я тебе на почту скинул файл с фотографиями, — прочищаю горло и договариваю, прикрыв глаза и сжав переносицу пальцами, — те, которые мне передали семь лет назад, когда я улетел в Стамбул. Считаю, ты должна их видеть.
Глава 12
ДАВИД
— Это же я, — в сиплом проседающем голосе Юли сплошной скепсис наравне с удивлением.
Идиот, обзываю себя мысленно.
Мне стоило еще семь лет назад дать ей эти фотографии в руки, чтобы вживую увидеть искреннюю реакцию и понять: я жестко ошибаюсь, сомневаясь в ней.
Черт! Да такое шоковое неверие и обиду
