Синдикатер - РуНикс
Он сидел на яхте, покачиваясь на волнах, и читал отчет, который один из младших сотрудников прислал ему по телефону, пока вокруг него творился разврат. Это больше его не смущало. Вначале он сам разделял свое удовольствие, но со временем все это начало смешиваться. Пизда была киской, а член был членом. Нагота стала пресной, когда стала нормой. Его привлекала личность, духи, которые ему нравилось ломать, сгибать и рождать. Пьянство от осознания того, что он может разбить душу, не тронув ее пальцем, заставляло его чувствовать себя настоящим богом.
И никто не был слаще, чем его красненький. Такой сладкий, мягкий восторг, такой податливый. Он не понимал, что ее податливость означает, что она сгибается прежде, чем может сломаться. Было обидно, когда ему пришлось отпустить ее из-за других в организации.
Ну, теперь других не было. И он мог бы снова иметь ее в последний раз, возможно.
Тело последнего из его соратников находилось где-то глубоко в море, и его поедали акулы, что не сильно отличалось от того, как это было с ними.
«Сэр, хотите стаканчик чего-нибудь?» — спросила его милая штучка, и он покачал головой. Обычно он бы потащил ее к себе на колени, но в эти дни он был более рассеянным.
На борту была деловая вечеринка для нового общественного лидера в каком-то уголке мира. Он усмехнулся. Тот, кого мир считал хорошим человеком, был похоронен в несовершеннолетней пизде и нюхал дорожку нелегальных веществ из чужих сисек. Синдикат был основным поставщиком того и другого для таких мероприятий, скрываясь за несколькими слоями более мелких компаний. Не было такой торговли, к которой организация не приложила бы руки — секс, наркотики, оружие и многое другое . Если бы был покупатель, Синдикат был бы вовлечен в поставку, но никогда под своим именем. Большинство даже не знали о его существовании.
И хотя у всего было свое место, ничто, абсолютно ничто не продавалось как власть в мире. Люди по своей сути были извращенными зверями, скрывающими свою истинную природу за цивилизацией. Дайте людям шанс выпустить свои извращения и почувствовать себя сильными, пусть даже на мгновение, и они сделают все, чтобы сделать это снова, и снова, и снова, просто чтобы испытать кайф. Некоторые даже испытывали острые ощущения, притворяясь честными, порядочными людьми, в то же время тайно высвобождая свое внутреннее «я», еще одно извращенное проявление власти.
У него был запас доказательств против самых могущественных королей и королевских деятелей мира. Если бы он захотел, он мог бы выпустить всего лишь кусочек и разрушить целые системы. И это было для него настоящим кайфом — власть, но другого рода. Его действительно не волновали системы или грехи, его двигало желание убедиться, что он все еще бог среди людей, что он все еще противник, которому никто не посмеет перечить.
За свою жизнь он совершил не так уж много ошибок, за исключением одной — одной трещины, которая со временем разошлась и превратилась в ущелье, настолько глубокое, что в него все проваливалось.
Его маленькая ошибка ударила его по голове. Но это был также и рывок, вызов после очень долгого времени, испытание, чтобы доказать свою храбрость и победить достойного противника.
В их мире выживал сильнейший, а он был и будет сильнейшим из них всех.
Глава 8
Лайла, Глэдстоун
Лайла лежала в постели, сытая, измученная и все еще жаждущая его.
Она тяжело дышала, ее сердце билось со скоростью миллион миль в минуту, от этого ритма она становилась вялой и апатичной, но ее сердце все еще жаждало, хотя они провели последний час так энергично, что было чудом, что кровать не сломалась, как и ее киска.
Повернув голову на подушке, она посмотрела на Дэйнна, увидев, как его мускулистая грудь быстро поднимается и опускается, когда он переводит дыхание, его глаза закрыты, а голова обращена к потолку. Они провели весь день в номере, заказывали еду в номер, ели, принимали душ и просто занимались любовью на каждой плоской поверхности, которую могли найти. Они всегда сходились вместе взрывным образом, но теперь там было отчаяние, наблюдать друг за другом и запечатлевать все это в памяти, проводить каждую секунду, когда они были вместе, прижимаясь друг к другу, чтобы их плоть могла помнить, их кости могли вспомнить, их кровь могла пронести эти моменты через их тела в отсутствие. Они Начав с балкона, зайдя внутрь, на диван, затем в душ, ванну, на столешницу и, наконец, на кровать. Если бы она не была с ним так долго, она бы поразилась его выносливости. Честно говоря, она поразилась своей собственной. Было впечатляюще, что она каким-то образом пережила их гребаный марафон, хотя ее способность пошевелить мышцей в обозримом будущем была спорной.
Но осознание того, что завтра она уедет, что у нее новый мир и новые люди, о которых она ничего не знает и которые ничего не знают о том, кто она, и все же являются частью ее прошлого, заставляло ее хотеть утонуть в удовольствии момента и отсрочить неизбежное как можно дольше. И она знала, что он понимает это, зная ее так хорошо, как он. Она просто попросила, и он выполнил.
Она протянула руку, проведя пальцами по его темным прядям, которые были спутаны после нескольких часов его тренировок, ее бледная кожа контрастировала с его темной, подходящая картина для их внутреннего мира. Но она задавалась вопросом, лениво проводя пальцами по его волосам, о том, что должно было произойти. Она встретится со своей семьей, о которой она не знала, и она увидит своего сына, увидит, как он вырос в того мальчика, которым он был. Это было ужасно, но она не могла этого отрицать; она была взволнована тем, что не сделала этот выбор. Если бы это зависело от нее, она не знала, была бы готова к встрече с ними годами. Может быть, увидеть их на расстоянии, чтобы удовлетворить собственное
