В объятиях воздуха. Гимнастка - Юлия Туманова

— Так что? Дать ему трубочку?

— Ни в коем случае! Мне скоро на ковер, и я…

Все вдруг поплыло у нее перед глазами, в горле пересохло, и голова, казалось, сейчас треснет от напряжения, как перезревший арбуз. Чувствуя, как бешено, колотится сердце, Веточка сползла по стене на холодный пол.

— Алло? Алло! — напрасно взывала Кира.

А со всех сторон бежали уже к Титовой люди, беспорядочно суетясь и перекликаясь.

…Опять белые стены и потолок, казенная чистота больницы. Откуда-то доносится чужая гортанная речь. В палате прохладно и почти пусто, на тумбочке только стакан с водой. Но пить не хочется, хочется плакать, прижимаясь мокрой щекой к чьему-нибудь надежному плечу, всхлипывать от жалости к себе, причитать и капризничать. Только рядом никого нет, да и не позволила бы себе Веточка ничего подобного. Единственный раз такое случилось после разрыва с Максом, но тогда она немного преувеличивала, жалуясь Кире на свою судьбу. Сейчас было намного больнее, и разочарование в самой себе угнетало больше, чем расставание с возлюбленным.

— Привет, Ветка, — распахнул дверь в палату Борис Аркадьевич, — ну и напугала ты нас!

Она обрадовалась тренеру неимоверно, он казался таким родным, смешным и неуклюжим в голубом докторском халате, накинутом на широкие плечи. Отросшая щетина и настороженный взгляд из-под густых бровей выдавали его беспокойство.

— Ну как ты?

Руденко присел осторожно на краешек кровати.

— Просто отлично. Только обидно очень.

— Не беда, эти соревнования не последние. Кстати, у тебя ужасающе низкие баллы за первые дни выступлений. Я бы тебя выпорол, если бы не твое теперешнее состояние.

— Можете начинать, я на самом деле в порядке.

— Неудивительно. Тебя наизнанку здесь вывернули. Не помнишь, как врачи суетились?

Веточка виновато улыбнулась, в памяти не осталось ничего, кроме тошноты и головокружения. А потом — долгая темнота.

— Ты же головой при падении ударилась. Так что ко всему прочему еще и небольшое сотрясение мозга.

— Ко всему прочему? — Веточка недоуменно приподняла брови.

Тренер нахмурился, встал и зашагал по палате, словно тигр в клетке. Вид у него был одновременно угрожающий и растерянный.

— Понимаешь, девочка, я тебе верю, но происходят странные вещи. Тебе сделали промывание желудка и взяли кровь на анализ. По всему выходит, что ты уже долгое время принимаешь допинг.

Она смотрела на него, приоткрыв рот от изумления. Значит, врачи там, в России, были правы, определив это только по внешним признакам? Но сама-то она знает, что никогда не употребляла ничего подобного. Так что же происходит?!

— Так что происходит, Елизавета? — сурово вторил ее мыслям тренер.

— Я не знаю, — едва шевеля пересохшими губами, ответила Веточка. Она смотрела на Руденко так беспомощно, что он сразу поверил ей, хотя и до того, сомневался, что его лучшая ученица может взбадривать себя таким образом. Конечно, гимнастки часто повышали свою активность и выносливость, принимая анаболические стероиды и психотропные средства. Но, во-первых, в их тихой провинции подобные препараты были слишком дороги и не так популярны, как в столичных городах. А во-вторых, и это самое главное, тренер уже хорошо изучил Веточку и знал ее принципиальность и твердость в этих вопросах. Нет, по доброй воле она не пошла бы на такое. Вот оно — по доброй воле!

— Вета, может быть, тебе их подсыпали? Подумай, детка, кто-то из соперниц вполне мог это сделать. — Руденко воодушевился, отчаянно жестикулируя, снова присел у нее в ногах.

— Я ничего перед соревнованиями не ела. Да и не верится мне, что девочки на такое способны.

— Не знаю, не знаю. Другого объяснения просто нет. А то, что не ела, ни о чем не говорит. Поэтому-то на контроле ничего в крови у тебя и не обнаружили, иначе за допинг тебя живо сняли бы с дистанции. Помнишь ведь Кудрявцеву?

Веточка отлично помнила эту нашумевшую года два назад историю с Ниной Кудрявцевой, опытной и известной гимнасткой. Однажды перед важными соревнованиями в крови у девушки обнаружили безумное количество наркотиков, журналисты раздули из этого события настоящий скандал, а спортсменке, даже после курса реабилитации, не удалось больше попасть ни на один престижный турнир. На самом деле, такие истории не были редкостью в мире спорта, где каждый стремился стать первым, сильнейшим и боролся за это право всеми приемлемыми для себя способами. Спортсмены ухитрялись проходить контроль, — обязательный анализ крови перед соревнованиями, — употребляя необходимое количество допинга на тренировках, а перед выступлением очищая организм. Веточка краем уха не раз слышала, как обсуждают некоторые «художницы» проблемы, связанные с этим самым контролем, с поиском более сильных препаратов или с бдительностью тренера, заподозрившего неладное в чрезмерной активности подопечных.

— Ведь какая гадость! — воскликнул Борис Аркадьевич, не в силах больше сдерживать гнева. Но, заметив испуганное выражение на лице воспитанницы, все же поспешил взять себя в руки. — Ты вспомни, пожалуйста, может быть, тебе таблетки какие-нибудь приносили? Может, кто-то незнакомый предлагал что-нибудь.

— Да нет, что вы, — улыбнулась она, — я даже обыкновенный анальгин редко принимаю. У меня аллергия почти на все лекарства.

— Так и на эту мерзость тоже. Ты бы себя сейчас в зеркало видела, вся пятнами пошла, глаза опухшие, щеки будто расцарапаны. Красотка! Извини, конечно, что такое говорю, но твой вид мне покоя не дает. Как будто вот-вот коньки отбросишь.

— А чувствую себя вполне прилично, — поспешила успокоить его Веточка.

— Тогда, наверное, просто шок. Да и вымотали тебя все эти промывания. Прости старого идиота, больно уж на тебя смотреть противно, сразу думаю о тех гадах, которые такое учинили.

Веточка улыбнулась, не обижаясь на резкий тон Руденко. Она чувствовала, что тренер искренне переживает за нее, и была благодарна, что он не ставит под сомнение ее честность. Она сказала ему об этом, и Борис Аркадьевич, засмущавшись, стал притворно ворчать на нее. Мол, и сама виновата, лопаешь все подряд, не глядя, и хватит симулировать, раз чувствуешь себя нормально, поднимайся. Он все говорил и говорил, пытаясь скрыть свое волнение и радость от признания ученицы. Веточка почувствовала, что засыпает, и не стала противиться настойчивому зову Морфея. Под мерное бурчание Бориса Аркадьевича ее унесло в сладкую, легкую дремоту.

Она очнулась, услышав в палате громкие голоса.

Руденко пытался выставить журналистов и одновременно звал медперсонал. Каким образом газетчикам удалось пробиться в клинику, оставалось загадкой. В трескотне чужих языков Веточка услышала и родные выражения, русские акулы пера тоже жаждали пообщаться с ней.

— Все нормально, — успокоил ее тренер, избавившись от журналистов