Развод. Я это зря. (вторая часть) - Janne Portmann

- А разве это будет безопасно? - насмешливо спрашивает брезгливо сканируя отца.

- Ты на что намекаешь? - спрашивает его мой родителей. Судя по тону, он оскорблён.

- Ты до сих пор руку не отпустил. - Объясняет мой новоиспеченный защитник, отчего я слышу как отец начинает ещё больше рычать себе под нос.

- Всё нормально, иди. Со мной ничего не будет - с абсолютной уверенностью говорю.

Мне не нужны лишние свидетели нашего апофеоза. Диалог и без того обещает быть излишне напряженным, поэтому Михаил должен уйти. Да побыстрее, в идеале.

Позади меня я слышу, как быстро дышит отец, он взвинчен, но тоже не хочет лишних ушей.

Я шумно выдыхаю. Разговор предстоит грандиозный!

Михаил прищурено смотрит на родителей, потом переводит свой взгляд на меня.

Он долго глядит в мою сторону, а затем, судя по тому как опускаются его плечи, капитупирует.

Я удовлетворенно отвечаю на его кивот, и смотрю как Ильин выходит из холла, предоставляя мне возможность с достоинством встретиться с моим, пожалуй, самим большим в жизни страхом - моим отцом.

Я поворачиваюсь обратно в сторону стайки эмоциональных вампиров и думаю, почему мне так «повезло» родится в этой семье. Видать было за что наказывать за прошлую жизнь.

Криво улыбаюсь. Сама пошутила, сама посмеялась. Само собой я всегда отменный Петросян.

- И давно ты в шалашовки подалась, дочь? - с презрением бросает мне вопрос отец.

А вообще стоит ли его ещё так называть?

- Тебе к окулисту пора, Катя в другой стороне. - равнодушно отвечаю.

Его нападки меня уже не задевают. Он больше не имеет надо мной власти. Я давно выросла из подавленного и вечно избитого ребенка, а теперь и вовсе открестилась от них. Но пока ещё не полностью, я чувствую, что нуждаюсь в этой заключительной мазохистской ноте боли. Это как вырвать рак вместе с плотью. Да, больно. Но также и необходимо.

- Я смотрю ты совсем осмелела в этой Москве. - он делает шаг в мою сторону, и я его зеркалю, в таком же угрожающем движение поддаюсь вперед. Если он думает, что здесь самый умный, то явным простофилей окажется. А я его всегда считала настоящим манипулятором. Отменным социопатом. С него прям бирки можно снимать. Абсолютно по всем качествам подойдёт.

Мне не нужно себя заставлять двигаться, моя злость делает всю работу за меня. Я созрела для этой битвы. Роль жертвы здесь поменяется. Хищником теперь являюсь я. И от моего внимания не ускользает секундное замешательство в глазах отца. Да, скоро до тебя полноценно дойдёт.

- Я не просто осмелела, - Говорю властно, расправив плечи. - Я здесь наконец осознала в каком концлагере ты обрекал всю жизнь жить свою семью. Приятно было издеваться теми, кого в априори обязан был защищать? - говорю плотно встав на обе ноги и вальяжно засунув руки в карманы.

- Да как ты смеешь, клякса недоразвитая, мне что-либо предъявлять. Я тебя этими руками растил, поил, за тобой пеленки менял. Отдавал тебе последнее и растил невзирая на твою тупость и бездарность.

Он шипит, стараясь задеть за живое. Я вижу это по его лицу. Глаза безумны, а изо рта ещё немного и пена польется, как после шумного прихода волны.

Меня это забавляет. Его гниль никогда больше не достигнет глубин моей души, и я вижу, как его бесит непонимание моего сухого спокойствия. От этого отец начинает ещё больше закипать, обрекая тем самым себя на удушливый проигрыш в конце.

- Это ты считаешь что меня вырастил? - Спрашиваю с издёвкой. – Действительно считаешь себя примером отцовства? Хотя о чём это я, советы раздавать ты всегда был мастер. - говорю и ухмыляюсь. - Да вот эта вся твоя мнимая забота, лишь ослеплявший пшик посторонним в глаза.

В глазах отца отражается кипящая лава, и я удовлетворенно продолжаю давить.

- Ты был ужасным добытчиком, таким отцом, и уж тем более мужем, - на последнем я украдкой бросаю взгляд на мать, - Мне всё моё детство приходилось делать домашку за половиной класса, чтобы хотя бы собрать монеты на еду. Вас даже не интересовало чем я буду питаться в школе.

- Да что ты несешь.

- Правду, пап, правду. Я имела максимум по две пары бюстгальтеров и три пары трусов. О том, чтобы купить мне бритву или банальный дезодорант даже и речи не шло. Одежду, как вы наверняка помните, нам покупали ровно два раза в год. И то по мелочам. Я только недавно вырвала с корнем из себя привычку всё барахло собирать на «всякий случай».

Катя опускает глаза. Она как никто другой знает о чём я говорю. В этих спартанских условиях нам приходилось выживать вдвоём. Уж это я отнять не могу.

- И можно было бы сказать, что мы бедны... но нет. Для маминых бесконечных платьев, костюмов, обуви за сто пятьдесят евро по две штуки за раз.. Из её любимой фирмы «Анна Соуза» у тебя денег всегда хватало. А дочки должны были выглядеть рядом ущербными... да мама? - говорю и поворачиваюсь к этой хитрой женщине.

Такую легкую истину я тоже только недавно осознала. Она специально меня и Катю делала хуже, чтобы выделяться среди нас. выглядеть красивее... Ну что за бред?!

А ведь у неё это получалось, я неоднократно слышала в её адрес комплементы, и именно когда мы с Катей были рядом. От принятия этой правды стало крайне противно на душе.

- Да как ты смеешь свою мать попрекать? - огрызается отец, пока мама прячет глаза.

- ОЙ смешные вы! До невозможности. - произношу улыбаясь. - Да кому она нужна, такая поганая мать, что уходила из комнаты, когда ты меня избивал.

- Я тебя воспитывал! - уже кричит не стесняясь, тыча в меня пальцем. - Да кем бы ты была если бы не я? Только я тебя сделал такой какая ты есть. Только из-за меня ты смогла вырасти в человека, неблагодарная тварь. Если бы ни я, была бы ты сейчас на панели!

- Куда скоро отправиться Катя? - специально подстегиваю его.

И мой замысел удаётся с лихвой, рука летит в мою сторону, и вот он, момент ради которого мы все здесь собрались:

Мои долгие и кропотливые занятие всё же дали плоды. Я с легкостью уворачиваюсь, выпрямляюсь, со всей накопленной за годы