Тайна от Бывшего - Екатерина Белая
— Девушка проходит свидетелем по уголовному делу, — сообщает он официальным тоном. — Не советую вмешиваться в процесс расследования…
— В жопу свои советы засунь! — бешено рявкает отец и, встав между мной и следователем, нависает над ним горой. — Фамилия, должность, звание! — требует, набирая чей-то номер.
— Послушайте… Я просто выполняю свою работу. Не надо нервничать.
— Если я начну нервничать, у тебя не останется ни одного зуба в пасти. Алло… Вадик! — рычит в трубку телефона. — Я не понял, чё за беспредел в твоей песочнице? Детишки твои совсем берега попутали?
И пока ему что-то отвечают, он суёт мне в руки ключи от машины и кивает в нужном направлении.
Понимаю его без слов. Разворачиваюсь и на деревянных ногах ковыляю к нашему авто.
— …Ксиву доставай! — слышу рык отца прежде, чем спрятаться в салоне.
Наблюдаю за всем со стороны, потихоньку приходя в себя. Сжимаю и разжимаю онемевшие от страха пальцы, пытаясь понять, что это сейчас было.
Папа садится в машину уже спустя пару минут, продолжая разговор по телефону.
— …Наведи порядок в кадрах, Вадик. Если ещё хоть один следак полезет к моей дочери, я буду решать вопрос через твою голову. Не говори потом, что я не предупреждал.
Выслушав ответ, папа, не попрощавшись, прерывает звонок и откидывает телефон в сторону.
Он не торопится заводить машину. Чувствую его сверлящий взгляд на щеке.
— Испугалась?
— Испугалась конечно! Что ему было нужно? Кто это вообще?
— Следак по делу Высокого. И с завтрашнего дня в органах он не работает.
— По делу Высоцкого? — переспрашиваю, бледнея. — Максима хотят посадить?
— Думаешь не за что?
— Я… не знаю. В чём его обвиняют?
— Тебе вникать необязательно. Но это ещё один весомый повод держаться от него подальше.
— Я хочу знать, что происходит, — настаиваю. — Меня хотели допросить как свидетеля.
— Это больше не повторится, — уверено заявляет папа. — Вопрос улажен, тебя не тронут.
Слова отца должны успокоить меня, но я переживаю еще сильнее.
То, что Максим под следствием, вызывает тревогу.
Я не хочу, чтобы Высоцкий попал в тюрьму. Мне даже думать об этом страшно.
— А он знает, что ведётся расследование?
— Я не в курсе. Да и какая разница?
— Тебе плевать, что он может сесть? Ты же был его тренером.
— Высоцкий пошёл не по той дороге, и это его осознанный выбор, — отвечает папа без тени жалости. — Если он виноват — пусть отвечает. А ты не смей его жалеть! Лучше думай о ребёнке, которому нужен нормальный отец, а не уголовник.
— Нормальный отец? — переспрашиваю с сарказмом. — Намекаешь на то, чтобы я начала его поиски?
Меня разбирает нервный смех от одной только мысли об этом. Я не то что искать — думать в эту сторону не могу.
По понятным причинам любовно-романтические отношения для меня даже в теории невозможны. Ни с кем. Сомневаюсь, что я вообще когда-нибудь смогу подпустить к себе кого-то.
Болезненно усмехаюсь, размышляя об этом, но папа не разделяет моего веселья.
— Я не намекаю, — заявляет он строгим тоном. — И ничего смешного здесь нет. Ребёнку нужен отец.
Открыв рот, смотрю на него в недоумении.
— Ты не серьёзно, надеюсь?
— Похоже, что я шучу? — сурово хмурит брови. — Пацан родится — как воспитывать будешь одна? Ему твёрдая рука нужна, авторитет, пример. Чтобы с характером вырос, а не тряпкой.
— Если родится мальчик, то за примером далеко ходить не надо — у него будет уникальный дедушка. С таким дедом никакой отец не нужен…
— Это плохая стратегия, Вика.
— …А если девочка родится, — продолжаю рассуждать, — то и вовсе переживать не стоит. Ты прекрасно справишься и с её воспитанием. Тебе не впервой.
Улыбаюсь собственным словам, потому что папа у меня и правда замечательный. Мне повезло с ним.
— Я-то справлюсь. А ты? — звучит внезапный вопрос. — Как свою дальнейшую жизнь видишь? Ребёнок, ты и немощный престарелый дед с вами?
— Это ты немощный и престарелый?! — восклицаю. — Пап, ну смешно, правда! В тебе энергии больше, чем у многим моих ровесников.
— Не всегда так будет, — отец напряжённо стискивает руль, глядя прямо перед собой. — Я хочу быть уверен, что рядом с тобой надёжный человек. Если вдруг что.
— Вдруг что? — теперь хмурюсь я. — О чём ты? Мне не нравится наш разговор, — кладу голову на папино плечо. — Ты будешь жить вечно.
Тишина в ответ заставляет внутренне сжаться. Кажется, отец что-то не договаривает. От этого в моей груди зарождается тревога.
Вопросительно смотрю на суровый профиль. Папа вдруг нарушает молчание:
— Сейчас скажу кое-что. Ты только не волнуйся.
После этих слов я, конечно же, начинаю волноваться. Затаив дыхание, вытягиваюсь струной.
Ожидание кажется вечным.
— Что? — нервно выдавливаю.
— Я на днях медкомиссию проходил. Меня отправили на дообследование ну и… нашли там кое-какие поломки в системе, — он усмехается, поймав мой испуганный взгляд. — Ничего страшного, — качает головой, — просто небольшие отклонения.
— Где?..
— В сердце. — Прикрываю рот ладонью, готовая зареветь в любую секунду. — Сказал же: не волнуйся! — строго напоминает папа. — Я был в профессиональном спорте. Поэтому неудивительно, что сейчас идёт откат. Хорошо, что не Альцгеймер, — невесело усмехается.
Я же не вижу в этом ничего смешного.
— И что теперь будет? — спрашиваю, не в силах справиться с накатывающей паникой.
— Мне показана операция. Ничего сверхсложного. Самая обычная операция, которую наши кардиологи щелкают, как семечки.
— Обычная операция, — киваю, пытаясь успокоить себя и с надеждой смотрю на отца. — Никаких рисков, да?
— Ну… — тянет он, отводя взгляд, — риск есть в любом оперативном вмешательстве. Но, — ободряюще улыбается, — как ты правильно сказала, во мне куча энергии. И сил тоже хоть отбавляй! Так что… немного подлатают, и буду огурцом.
— А когда, пап? Когда операция?
— Как только сдам все анализы, — отвечает, немного помолчав. — Максимум — через месяц.
Сглотнув тугой комок, не могу оторвать от папы взгляда.
Я всегда считала его сверхчеловеком. Он таким и был всю жизнь. Никакие болезни его не брали. Никакие инфекции и простуды.
Настоящий богатырь. Могучий. Крепкий.
А сейчас я вдруг внезапно понимаю, что жизнь моего отца под угрозой. И то, что он многое недоговаривает, — тоже понимаю.
Было бы это что-то неопасное, не торопились бы так с операцией, поставили в очередь, которая длится годами. В нашем же случае — это что-то экстренное. Не терпящее долгого ожидания. И папа неспроста со мной поделился заранее.
На всякий случай хочет подготовить меня, да?..
А я не хочу! Не хочу об этом думать! Не хочу даже мысли об этом допускать!
Всё-таки начинаю реветь. Повисаю у отца